Druzya.org
Возьмемся за руки, Друзья...
 
 
Наши Друзья

Александр Градский
Мемориальный сайт Дольфи. 
				  Светлой памяти детей,
				  погибших  1 июня 2001 года, 
				  а также всем жертвам теракта возле 
				 Тель-Авивского Дельфинариума посвящается...

Библиотека :: Мемуары и Биографии :: Мемуары людей искусства :: Моруа Андре :: Андре Моруа - Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго
<<-[Весь Текст]
Страница: из 237
 <<-
 
да еще погрязла в долгах - двенадцать тысяч франков ювелиру  Жаниссе;  две
тысячи пятьсот франков  госпоже  Бебретон  и  госпоже  Жерар,  торговавшим
кашемировыми шалями; тысячу  франков  -  перчаточнику  Пуавену;  четыреста
франков парфюмеру Вилену... Всего двадцать  тысяч  франков.  Сначала  она,
страшась  своего  господина  и  повелителя,   обуреваемого   подозрениями,
пыталась договориться с кредиторами, закладывала  в  ломбард  свое  белье,
пробовала занять денег через посредство некоего Жака-Фирмена Ланвена и его
жены,  всецело  ей  преданных  друзей.   Начались   тайны,   скрытничанье,
подозрительные хлопоты, разгоралась ревность Гюго,  принимавшего  в  таких
случаях "вид Великого инквизитора". В течение этого года они не раз готовы
были порвать. В свою записную книжку Виктор Гюго внес 13 января 1834  года
в половине двенадцатого вечера следующие слова: "Сегодня я еще любовник. А
завтра?.." Жюльетта, которая  всем  пожертвовала,  чтобы  сохранить  этого
любовника,  которая  добровольно  обрекла  себя  на  нищету,   справедливо
чувствовала себя оскорбленной его суровостью. "Ничто  из  всего  этого  не
заслуживает в ваших глазах помилования. Я и сегодня для  вас  та  же,  кем
была для всех год тому назад:  женщина,  которую  нужда  может  бросить  в
объятия любого богача, желающего ее купить. Вот в чем причины, жестокие  и
неодолимые причины нашей разлуки. Вот чего я больше не могу переносить..."
   У нее были и другие причины страданий - на Королевской  площади  Виктор
Гюго вел блестящую жизнь, в которую Жюльетта не была  допущена  (иной  раз
случалось, что ночью, устав ждать любимого, она бродила  под  его  окнами,
как он в былое время бродил перед Тулузским подворьем, смотрела на горящие
люстры, слушала веселый смех). Мучило ее и то, что он с легкостью принимал
всякую клевету (или правду) о ее прошлом,  что  он  слушал  россказни  Иды
Ферье или перезрелой мадемуазель Жорж, которые с лицемерной  заботливостью
спрашивали Гюго, почему он из всех женщин выбрал эту  "тщеславную,  лживую
кокетку и беспорядочную особу"; страдала она и оттого, что он  очень  мало
интереса проявлял к ее артистической карьере.  В  1834  году  он  добился,
чтобы ее приняли в труппу Комеди-Франсез с годовым окладом  в  три  тысячи
франков; это позволило  ей  внести  плату  за  квартиру,  которую  снял  и
обставил для нее князь Демидов в доме N_35 на улице Эшикье и  которую  он,
разумеется, больше не желал оплачивать. Но в театре ей не  давали  никаких
ролей, и она приходила к мысли, что ее возлюбленный судит  о  ней  как  об
актрисе столь же несправедливо, как и публика на премьере  "Марии  Тюдор".
Какое же будущее ее ждало? Жить нищей и одинокой, не пробить себе дорогу в
театре, не создать семьи, быть просто любовницей ревнивого и  презирающего
ее человека?  Когда  кредиторы  предъявили  векселя  и  Жюльетта  лишилась
квартиры, а всю ее обстановку описали за долги, она не шутя стала думать о
самоубийстве.

   "Виктор, нынче ночью вы, чтобы совсем уничтожить меня,  воспользовались
гнусной клеветой этой Жорж и несчастьями моей прошлой жизни. Вы посмеялись
над тем, что я пятнадцать месяцев любила вас и страдала из-за вас... Очень
прошу, не отвергайте правды, поверьте, что моя любовь к вам была горячей и
чистой. Не уподобляйтесь детям,  которые,  увидев  старика  прохожего,  не
верят, что он был когда-то молодым и сильным.  Ведь  я  любила  вас  всеми
силами души своей. Вот здесь все ваши письма и тот носовой платок, который
вы мне вернули, - это не мой, а чей-то чужой платок..."

   И она повторила то, что говорила когда-то по поводу роли Джен  в  драме
"Мария Тюдор": "Я больше не могу".

   "Только теперь уж не о роли речь, а о всей моей  жизни.  Теперь,  когда
клевета сокрушила меня во  всех  отношениях;  теперь,  когда  осудили  мою
жизнь, не выслушав меня, как не стали слушать меня в твоей пьесе;  теперь,
когда мое здоровье и рассудок мой  подорваны  в  бесцельной  и  бесславной
борьбе; теперь, когда меня выставили перед общественным  мнением  женщиной
без всякого будущего, я больше не смею и не  хочу  больше  жить...  Говорю
чистую правду; я не смею больше жить. Этот страх и породил во мне желание,
потребность покончить с собой..."

   Потом, поскольку сердце у Гюго было умнее его гордыни, он раскаивался и
возвращался к Жюльетте.  Любуясь  на  уснувшую  возлюбленную,  он  однажды
написал ей.

   "Ты найдешь у  себя  на  одеяле  эту  записку,  сложенную  вчетверо,  и
улыбнешься мне, правда? Я хочу, чтобы в прекрасных твоих  глазах,  которые
столько пролили слез, засияла улыбка.  Спи,  моя  Жюльетта;  пусть  снится
тебе, что я тебя люблю; пусть тебе снится, что я у твоих ног;  пусть  тебе
снится, что ты моя всецело; пусть тебе снится, что я всецело  твой;  пусть
тебе снится, что я не могу без тебя жить, что думаю о  тебе,  что  я  пишу
тебе. А проснувшись, ты увидишь, что  сон  тебя  не  обманул.  Целую  твои
маленькие ножки и твои большие глаза..."

   Он повез ее в окрестности Парижа  и  показал  ей  свою  любимую  долину
Бьевры, полную ленивой неги и зелени. 3 июля 1834 года они провели ночь  в
гостинице "Щит Франции", в деревне Жуи-ан-Жоза. Незабываемую ночь.

   "Мой дорогой, мой любимый, я все еще  взволнована  после  вчерашнего...
 
<<-[Весь Текст]
Страница: из 237
 <<-