| |
они встретили полковника Лагори, друга детства Софи Требюше. Виктор-Фанно
Лагори был уроженцем Майенны. Присоединившись к Революции, он сохранил
аристократические манеры, приобретенные в коллеже Людовика Великого, где
тогда преподавали монахи-иезуиты. Он носил прекрасно сшитый синий фрак,
синие короткие панталоны без выпушки, "черную треуголку с крошечной
кокардой" и белые перчатки. Короче говоря, в одежде его было строгое,
классическое изящество. Встреча с ним доставила Софи Гюго явное
удовольствие; несомненно, благородная сдержанность Лагори особенно
выигрывала по контрасту с шумной развязностью майора Гюго. Во времена
распущенности нравов молодой полковник со сверкающими, как алмаз, глазами
жил без любовницы. Этот стоик и мечтатель охотно читал по-латыни поэтов
Древнего Рима, любил и французскую поэзию. "У него был незаурядный, богато
оснащенный ум, и он умел его показать". Душа требовательная, гордая и
достойная любви. Полковник Лагори привязался к семейству Гюго, и они, в
свою очередь, платили ему дружбой: муж радовался, что нашел в его лице
покровителя, близкого друга генерала Моро, которого Директория послала с
важной миссией в Итальянскую армию; жена была довольна, что у нее появился
наперсник, умеющий хранить доверенные ему тайны, такой же скрытный, как и
она сама.
В 1798 году у супругов Гюго родился сын Абель, а в следующем году майор
отправился в армию, так как 20-я полубригада, в которую он получил
назначение, должна была войти в Рейнскую армию, горделиво именовавшуюся
Дунайской. Он перевез жену в Нанси. Адрес ее был тогда такой: "Нанси, в
старом городе, улица Маршалов, гражданке Гюго, проживающей у своей
свекрови". Унылая улица, угрюмый дом. Желтоватый мрачный фасад, темный
внутренний двор. Бретонка, привыкшая к вольному воздуху, задыхалась там.
Ей не пришлись по душе свекровь и, главное, золовка, Маргарита, которую
называли уменьшительным именем Готон, в замужестве Мартен-Шопин. Эта особа
решила командовать невесткой. Софи хотела сама кормить грудью ребенка,
купать его, прогуливать, но в семействе Гюго предпочитали кормить младенца
из рожка, а вместо купания - обтирать уголком мокрого полотенца. Как и
многих героев, Леопольда Гюго угнетали ссоры, происходившие между его
матерью и женой, он старался каждую признать правой и обеим угодить.
Красавца полковника Лагори, встреченного в "Идалийских садах", перевели
в Нанси. Он не забыл Софи, женщину серьезную, любезную его сердцу, и у
него вошло в привычку заходить побеседовать с ней. Тем, занимательных для
них обоих, было достаточно: строгие суждения о терроре, надежды на мир и
подлинную свободу, восхваления генерала Моро, к которому Лагори был очень
привязан, меланхолические воспоминания детства, тоска о Бретани и
Нормандии. Встречи благоприятствовали зарождению тайной любви, вначале
бессознательной и невинной. В декабре 1799 года Моро был назначен
командующим Рейнской армией. Лагори стал начальником штаба, и, по
установившейся с незапамятных времен традиции всех армий, майор Гюго, жена
которого нравилась молодому генералу, получил все, что хотел, и сам был
прикомандирован к Моро.
Жену он сначала оставил в Нанси. Ее больше, чем когда-либо, пугала
жадная, чувственная страсть мужа, ибо Софи снова ждала ребенка, а втайне
была влюблена в Лагори. Она умоляла мужа дать ей отдых от супружества, и в
письмах, которые майор Гюго, сам сочинявший послания в духе Сен-Пре,
считал ледяными, она просила, чтобы ей дозволено было рожать в Бретани.
Майор Гюго - госпоже Гюго:
"Я не удивляюсь, что тебе радостно уехать из Нанси и вновь увидеть
дорогих своих родственников, но радость свою ты выражаешь так восторженно,
что у меня сжимается сердце..."
Софи хотелось увезти с собой в Ренодьеру маленького Абеля. "Мне было бы
очень неприятно, - писала она, - оставить его в краю, с которым я прощаюсь
навсегда... Возвратившись на родину, я оттуда никуда больше не двинусь: ты
всегда будешь волен увидеться там со мною и с детьми, когда пожелаешь
приехать и пожить с нами..."
Эта враждебная позиция приводила молодого супруга в отчаяние: "Софи,
ужели это ты начертала такие обидные слова?.." Он заговорил даже о
самоубийстве; конечно, то была литература: "Я уже собрался... но
остановился... не из страха..." Он не позволил жене уехать и написал ей из
Аугсбурга, что скоро приедет в Нанси навестить ее: "Я уже представляю
себе, как я держу на одном колене тебя, а на другом - Абеля, и как мне
сладостно будет целовать тебя, когда ты уже носишь под сердцем новую
надежду нашу..." Эти картины семейного и весьма плотского счастья
нисколько не пленяли Софи. Напрасно майор живописал то счастливое
мгновение, когда он окажется возле нее и сожмет ее в своих объятиях. Как
раз этого она и боялась. Однако после рождения ребенка (16 сентября 1800
года она в Нанси произвела на свет второго сына - Эжена) она вынуждена
была переехать к мужу в Люневиль, куда он был назначен губернатором. В
Люневиле она вновь встретила Лагори, который был в большой милости при
дворе и получил от Жозефа Бонапарта поручение вести переговоры о мире.
Лагори показал себя при этом тонким дипломатом. Своим изяществом и
отточенной речью он резко выделялся среди окружавших его вульгарных людей.
"У него манеры роялиста", - говорил Сегюр. Что касается губернатора Гюго,
он заказывал себе красивые мундиры и весьма гордился успехом своей жены,
|
|
