| |
и сейчас кажется мне прекрасной мечтой".
Грозный Вейо перещеголял даже эти изощренные похвалы: "Никакой ваты,
никаких длиннот. Это сама живая и упругая плоть, которая резвится, и
скачет, играя крепкими мышцами, и трепещет, согретая жаром горячей крови.
Я бы осмелился сказать, что этот сборник - самый прекрасный образец
чувственной поэзии во французском языке". Здесь противник был справедлив.
Мы восхищаемся, как и он, изящной и мускулистой силой этих бесчисленных
строф. Восьмисложный стих не дает возможности злоупотреблять лишними
словами; он требует воображения и, чтобы избежать однообразия, своего рода
сумасбродства, внезапно возникающей мысли и образа.
Любовью ставятся ловушки
Для уловления сердец.
Приход - расход. У нас пастушки
Стригут банкиров, не овец.
Пора бы вам понять, мужчины, -
Наш современный мир таков,
Что обольстительные Фрины
Расчетливей ростовщиков,
Искусной тешится игрою
Амур - холодный счетовод:
Целует пылкий Дафнис Хлою,
А Хлоя предъявляет счет
[Виктор Гюго, "Senior est Junior" ("Песни улиц и лесов")].
Каждая строфа превосходна; каждая танцовщица по воле автора легко
подпрыгивает и опускается. Сборник, безусловно, не отличается изобилием
мыслей; восхваление лесов, весны, бедной хижины, поцелуев, прелестных
девушек, розовых ножек; непрестанные уверения в том, что природа человека
всюду одинакова: "Не все ль равно - хламида или платье? Марго и в чепчике
- Гликерии подобна..." И разве нельзя на мгновение отвлечься от высоких,
глубоких проблем?
Мой друг, ты сердишься, я знаю,
Как быть? Все в зелени вокруг.
Антракт недолгий объявляю, -
Меня уже заждался луг.
Итак, очаровательные танцы, гибко ритмизованные, с участием самых
прекрасных слов; балет в стиле Ватто - Шенье - Феокрита, где идиллии
отражаются в сверкающих зеркалах, за выходом прачки следует выход нимф.
Удар цимбал - и гениальный хореограф стремится доказать читателю, что даже
при этом стремительном ритме можно без усилий перейти от идиллии к эпопее.
Благодаря этому возникают очаровательные вещи - "Время сева. Вечер",
"Шесть тысяч лет в войну", а также "Воспоминания о войнах прежних лет".
Можно себе представить восхищение Теофиля Готье, Теодора де Банвиля, Доде,
которые пользовались в то время тем же инструментом, не достигая такого
мастерства. Ремесленникам языка это виртуозное зрелище доставляло поистине
"божественное наслаждение", как об этом писал Барбе. Светская публика
Второй империи содействовала коммерческому успеху книги. Изящно-фривольные
мотивы были вполне в духе того времени. Широкая публика, читавшая и
одобрявшая "Возмездие", не интересовалась этой слишком уж искусной
поэзией. Жорж Санд написала в "Авенир насьональ" превосходную статью о
"Песнях". В ответ, в знак благодарности, она получила довольно странное
письмо.
"Эта страница вознаграждает меня за мою книгу... Существование Бога
доказывается тем, что среди людей мы находим гения. Вы и есть этот самый
гений..."
Новая форма доказательства бытия божия.
5. ТРУЖЕНИК МОРЯ
О жизни Виктора Гюго между 1866 и 1869 годами существуют пространные
воспоминания, иронические и вместе с тем правдивые, принадлежащие перу
Поля Стапфера, молодого французского учителя, который приехал преподавать
литературу в коллеже Гернси и был принят в доме поэта. Гюго жил тогда под
опекой своей свояченицы Жюли Шене, обедать к ним приходил один из
изгнанников, горбун Кеслер. Гернсийцы не дарили своим вниманием
иностранного писателя, они были возмущены его республиканизмом и
непочтительными высказываниями о королеве Виктории; лишь дочь судьи, мисс
Кэри, восторгалась его стихами и считала его великим человеком. Стапфер
был поражен благородной и легкой поступью старика Гюго. Сильный и ловкий,
в мягкой шляпе с широкими полями, с накинутым на плечо плащом во время
непогоды, обычно державший руки в карманах, высокий и статный, он произвел
|
|
