ргарита Тамарго радовалась счастью своих друзей, она окружила их вниманием и 
любовью. Посольство Великобритании на Кубе сняло для них номера в "Каунтри 
клаб", рядом с площадкой для гольфа, потому что эта гостиница больше остальных 
в 
Гаване напоминала английскую. Сэр Александр, безропотно подчинявшийся всем 
решениям властей, остался бы в "Каунтри клаб", хотя она находилась далеко от 
моря и здесь было нестерпимо жарко. Но леди Флеминг с Маргаритой немедленно 
сговорились сделать все, чтоб съехать из этой гостиницы. За два часа они 
побывали в трех гостиницах и достали комнату с великолепным видом на океан, 
приведя в смятение посольство, которое не знало, где находится Флеминг. Почта, 
цветы и сановники переправлялись из гостиницы в гостиницу. Флеминга удивляла, 
пугала, но в то же время забавляла смелость восторженной Маргариты и деятельной 

Амалии. Он возмущался их пренебрежительным отношением к официальным 
распоряжениям и наслаждался атмосферой юности и веселья, гораздо больше 
подходившей ему, чем та, в которой обычно живут люди его возраста.

Поездка на Кубу прошла с огромным успехом. Он прочел несколько великолепных 
лекций в университете, часто импровизируя и рассказывая не только о том, что он 

уже сделал, но и о том, что собирался сделать, о своих исследованиях, которые, 
он надеялся, доведут до конца другие ученые. Студенты были покорены его 
простотой. Он знакомил их с технологией лабораторной работы, дружески отвечал 
на 
все их вопросы. Флеминг осмотрел больницы и одно из священных мест 
бактериологов 
- шалаш, где поселились Уолтер Рид и Финли, чтобы подвергнуться укусам комаров 
и 
таким образом изучить желтую лихорадку.

"В нем не было тщеславия, - вспоминает Маргарита Тамарго, - но что-то, чему я 
не 
могу подобрать названия. Его радовало все, что для него делали, что ему 
говорили, почести, которыми его окружали. И особенно он ценил любовь, которая 
светилась в глазах его почитателей. Как-то мы пошли в "Тропикана" (ночной 
кабачок), и он вел себя как мальчишка... Ему стало очень неловко, когда его 
узнали и присутствующие ему зааплодировали.

К концу своего пребывания на Кубе Флеминги провели три дня в Верадеро, на вилле 

Альберто Санчи дель Монте - дяди и тети Маргариты. Флеминг там плавал, нырял, 
удил рыбу. Ему подарили большую соломенную шляпу и guayabera - рубашку, которую 

носят кубинцы. Он осмотрел сталагмитовые и сталактитовые пещеры, где он, как 
когда-то в индийском храме, решил одним духом взбежать по длинной лестнице, и 
его с трудом удалось удержать. Ему хотелось доказать, что его молодые спутницы 
выдохнутся раньше него. Он выглядел таким счастливым, что Маргарита Тамарго 
предложила ему продлить их пребывание в стране. "Но, Маргарита, я же должен 
зарабатывать себе на жизнь", - возразил Флеминг. Это была правда.

Тридцатого апреля Флеминги отбыли в Нью-Йорк, захватив с собой ящик с сигарами, 

который им подарили. Флеминг всегда курил только сигареты, но он ничего не 
выбрасывал и, получив такие великолепные сигары, выкурил их.

В Соединенных Штатах, как и всюду, расписание его поездки было изнуряющим. 
Лекции, выступления по радио, по телевидению, интервью. Вот, например, один из 
его дней: утром он выехал на машине из Дьюлута, прибыл в Сен-Пол, где был 
устроен обед с большим количеством приглашенных; сразу же после обеда выехал в 
Рочестр, чтобы повидаться со своим другом Кейтом (тем самым, с которым он 
работал в Булони), осмотрел клинику Майо, где велись долгие научные беседы, 
ужинал у Кейтов и ночью вернулся в Сен-Пол. Леди Флеминг падала от усталости, 
он 
же выглядел таким бодрым, словно все это время просидел в кресле.

Ему было очень приятно познакомить американских друзей и, в частности, 
профессора Гарвардского университета Роджера Ли со своей молодой женой. "Время 
от времени, - пишет Роджер Ли, - Алек садился, вздыхал и объяснял, что он не 
кабинетный ученый и не путешественник, а создан для лабораторной работы и 
мечтает поскорее вернуться к своим культурам. Я никогда не мог понять, как он 
согласился на такое существование, состоявшее из сплошных поездок и речей. Он 
был очень любезным человеком, и все его любили. Я переписывался с ним в течение 

многих лет, но почти все его письма были очень краткими... Он становился 
многословнее, когда писал об Амалии".

Чем больше Амалия его узнавала, тем больше она восхищалась его поразительной 
трудоспособностью, его обходительностью и прекрасным характером. Он никогда не 
жаловался. Часто, чтобы уговорить его приехать, ему обещали три дня отдыха, во 
время которых он сможет удить рыбу в красивейшем озере. И хотя его горький опыт