веселить. Подходя к четвертому десятку, он начал  пробовать  свои  силы  в
пьесах а ля Мариво. Готье с присущей ему  проницательностью  объяснил  эту
эволюцию таланта: "Комедия чужда ранней юности, которая ко всему относится
серьезно и все принимает близко к сердцу... Если  бы  господин  Дюма  стал
теперь переделывать "Антони", Адель  д'Эрве  не  умерла  бы,  а  любовник,
спокойно представившись ее супругу, играл бы с ним в экарте... Чем  дольше
вы живете, тем сильнее вами овладевает смертельная тоска - и тут-то  вы  и
начинаете писать комедии..."
  В 1839 году Комеди  Франсез  поставила  комедию  Дюма  "Мадемуазель  де
Бель-Иль". Сент-Бев, всегда отрицательно относившийся к драматургии  Дюма,
вдруг стал любезным.

  "Когда писатель, - говорил он, - заблуждается на свой счет,  когда  он,
занимаясь без должных оснований высокой поэзией, тщетно  пытался  казаться
более великим, чем есть на  самом  деле,  всем  радостно  узнать,  что  он
одержал неожиданный, блестящий и легкий успех, - и все, наконец, стало  на
свои места. Господин  Александр  Дюма  -  писатель,  пользующийся  любовью
публики, и все искренне аплодировали его  живой  и  остроумной  комедии...
Хотелось бы, чтобы господин Дюма пустил корни  где-то  между  Эмпиреями  и
Бульваром, не так высоко и не так низко..."

  Актеры Комеди Франсез разделяли чувства Сент-Бева:
  - Вы чудесно пишете комедии, - говорили они Дюма.
  - Уж не потому ли, что я всегда писал драмы, вы  мне  это  говорите?  -
отвечал Дюма.
  "Мадемуазель де Бель-Иль" напоминает по тону пьесы  Мариво  и  Бомарше,
которые Дюма старательно читал и которым ловко подражал, хотя в ней и  нет
их изящества. После стольких  преступлений,  самоубийств  и  мятежей  было
приятно очутиться  в  обществе  изысканно  дерзких  ловеласов  в  пудреных
париках, которые умеют без слез  и  воплей  предаваться  наслаждениям.  От
XVIII века в пьесах Дюма сохранились всего три черты: любезная его  сердцу
свобода нравов, насмешливое отношение к верным мужьям или женам и гнетущий
страх перед Бастилией, неминуемо ожидающей побежденных вслед  за  упоением
поединка.
  Сюжет "Мадемуазель де Бель-Иль" довольно прост, зато  пикантен.  Герцог
Ришелье, самый большой распутник  века,  побился  об  заклад  с  компанией
повес, что станет любовником первой же дамы,  девицы  или  вдовы,  которая
пройдет по галерее, где они находятся,  и  что  уже  в  полночь  красавица
назначит ему любовное свидание у себя в комнате. В этот момент объявляют о
приезде маркизы де При, любовницы герцога Бурбонского.
  "Ну, эта в счет не идет, господа, - говорит Ришелье, - обкрадывать  вас
я не намерен".
  В конце галереи появляется мадемуазель де  Бель-Иль,  которая  приехала
просить фаворитку похлопотать за ее отца, заключенного в Бастилию.
  Вперед выступает молодой шевалье д'Обиньи и заключает пари с Ришелье:
  - Через три дня я собираюсь жениться на той, которую  господин  Ришелье
хочет сегодня вечером обесчестить... Я ручаюсь за нее.
  Клинки скрещиваются.
  Во втором акте маркиза де При, взявшая под свое покровительство молодую
девушку, отправляет ее в своей карете в Бастилию на свидание с отцом. Сама
фаворитка запирается в спальне  мадемуазель  де  Бель-Иль,  тушит  свет  и
поджидает чересчур предприимчивого герцога.

  "На самом деле, - пишет  Сент-Бев,  -  невозможно  предположить,  чтобы
герцог, пробираясь на цыпочках к своей нежной жертве, не заподозрил  почти
сразу же подвоха и не обнаружил своей ошибки. Я  заранее  извиняюсь  перед
читателями, но от литературы нам придется перейти к физиологии.  Любопытно
отметить, что мы подошли к такому этапу, когда для того,  чтобы  судить  о
достоверности драматического произведения, приходится  заниматься  делами,
относящимися обычно к области судебной медицины  я пропустил этот  промах,
так же поступила и публика..."

  В театре публика принимает  на  веру  все,  особенно  невероятное.  Она
охотно допускает, что Ришелье, проведя ночь с мадам де При, думает,  будто
он обесчестил девушку. И вот герцог с твердой уверенностью в своей правоте
посылает д'Обиньи записку, в которой сообщает, что выиграл пари.
  До  сих  пор  мы  находились  в  атмосфере  комедий  Мариво  или   даже
Кребильона. "Но нельзя забывать, что мы имеем дело с нашим  Дюма,  большим
любителем нагнетать страсти". С нашим Дюма, который больше всего на  свете
любит драматические ситуации и который в глубине души  разделяет  здоровую
мораль народа. По правде говоря, он за свою жизнь лишил невинности не одну
девицу, но  со  сцены  он  порицает  порок,  и  начиная  с  третьего  акта
комическое в пьесе  шествует  бок  о  бок  с  патетическим.  Такова  сцена
объяснения шевалье д'Обиньи с его нареченной, когда он,  по-прежнему  любя
ее, обвиняет ее в неверности, а  она  не  может  оправдаться,  потому  что
торжественно  поклялась  хранить  в  тайне  свое  посещение  Бастилии   и,
следовательно, не может сказать, где она  провела  ночь.  Такова  и  сцена
между Габриэль де Бель-Иль и герцогом Ришелье,  когда  герцог,  уверенный,
что говорит с соучастницей, фатовски вспоминает подробности прошлой ночи и
этим окончательно  убеждает  д'Обиньи  в  справедливости  его  подозрений.