| |
волноваться. Между корифеями романтизма не было прежнего единства.
Ламартии пустился в политику. Сент-Бев и Гюго не разговаривали друг с
другом. В 1830 году Гюго, Виньи и Дюма образовали триумвират драматургов.
Но триумвираты всегда недолговечны. Как-то Гюго сказал с негодованием
Дюма:
- Веришь ли, но этот журналист утверждает, будто Виньи создал
историческую драму!
- Вот дурак! - ответил Дюма. - Ведь все знают, что это сделал я.
Триумф "Антони" "положил начало расколу среди молодых людей, которые до
сих пор сражались под общим знаменем, вместе пробивали брешь "Генрихом
III" и шли на приступ с "Эрнани". Теперь они разделились на две группы:
сторонников господина Виктора Гюго и сторонников господина Александра
Дюма, они больше не шли все, как один, на врага, а по временам и сами
постреливали друг в друга". Отношения Дюма с братьями-писателями, несмотря
на его неиссякаемое добродушие, становились все более и более натянутыми.
Многие завидовали его стремительному возвышению, некоторые, а их было
немало, поговаривали, что он не заслужил такого успеха. Его тильбюри и
"тигр" [грум маленького роста] скорее раздражали публику, чем забавляли
ее. Маленький рыжий Сент-Бев, критик с тонким и требовательным вкусом,
презрительно говорил: "Дюма? Да это так же легковесно, как завтрак вечного
холостяка. "Христина"? Второсортная пьеса, настолько ниже "Эрнани",
насколько иссоп ниже кедра". Суждение тем более суровое, что Сент-Беву не
нравился и "Эрнани". Однако брешь пробил Дюма, и "Антони", что бы там ни
говорили, ничем не был обязан "Эрнани". Дюма рычал: "Завтрак вечного
холостяка"? Предоставьте мне заниматься стряпней, и тогда мы посмотрим,
кто кого".
Сам Гюго был по-прежнему дружелюбен и учтив с Дюма. Он считался теперь
главой романтической школы. Любое предисловие Виктора Гюго молодежь
принимала как приказ генерала армии. Гюго хотел быть мыслителем. Дюма
довольствовался ролью развлекателя. "И хотел зарабатывать побольше денег",
как добавили бы его недоброжелатели. Он и правда в них нуждался, но только
для того, чтобы раздавать их направо и налево, расточать и мотать, а вовсе
не для того, чтобы копить. Гюго, великий поэт, вел жизнь бережливого
буржуа, Дюма - расточительного и беспутного представителя богемы. И по
вечерам в театре Гюго гораздо бдительнее, чем Дюма, следил за сборами.
"Виктор ужасен со своими постоянными заботами о сборах", - писал Фонтане в
"Дневнике". Но зато Гюго получал царские доходы.
Дюма, прослушав "Марион Делорм" в чтении Гюго, заявил во всеуслышание:
"Он нас всех оставил далеко позади! - и потом добавил тихо: - Ах, если б,
в придачу к моему умению писать драмы, я бы еще умел так писать стихи!" А
перечитав "Марион Делорм", объявил: "Я отдал бы год жизни за каждый из
этих великолепных актов, но тем не менее я испытываю к Гюго только
восхищение, живейшую дружбу и ни крупицы зависти..." И он был вполне
искренен. Настолько искренен, что, прочитав "Марион Делорм", захотел
переписать свою новую пьесу в стихах "Карл VII у своих вассалов" прозой.
Однако актеры отговорили его от этой затеи, и 20 октября 1831 года
состоялась премьера в Одеоне с величественной мадемуазель Жорж в главной
роли. Еще один сюжет, который он заимствовал из раскрытой наугад книги.
Тема? Та же, что в "Андромахе" Расина. Женщина, влюбленная в человека, не
отвечающего ей взаимностью, жаждет его смерти, и человек, который ее
безответно любит, совершает это убийство. Король Карл VII и Агнесса Сорель
введены в пьесу исключительно для завлекательности, а ее главные персонажи
- это жестокая Беранжера, ее муж граф Савуази и убийца Якуб Сарацин,
вывезенный графом из крестового похода. Крестоносец когда-то спас Якубу
жизнь, но Сарацин любит Беранжеру и, подстрекаемый ею, убивает своего
спасителя. Пьеса не представляла никакого интереса, за исключением
нескольких удачных монологов в роли Якуба, где речь идет о расовых
предрассудках - вопросе, всегда волновавшем Дюма.
Нельзя сказать, чтобы пьеса потерпела полный провал. Вовсе нет. Но на
премьере публика оказала ей ледяной прием. Импозантная мадемуазель Жорж
играла Беранжеру, женщину двадцати пяти лет, хрупкую и бледную, - роль,
явно рассчитанную на Мари Дорваль. Красавец Локруа исполнял роль молодого
араба Якуба - роль, рассчитанную на Бокажа. Этим объяснялись все
недостатки постановки. Дневник Фонтане: "Пьеса гораздо ниже обычного
уровня Дюма. Это "Отелло" шиворот-навыворот, вокруг которого накручено
невесть сколько классических и романтических перепевов. Своеобразие ее -
своеобразие инкрустации по стилю она эклектична и орнаментальна".
Дюма взял на премьеру сына в надежде, что мальчик, разделив с ним
триумф, вернет ему свою любовь. Позже, став прославленным драматургом,
Александр Дюма-сын вспомнит этот странный вечер, когда он все время
повторял про себя: "Все это сделал папа", а потом они печально шли пешком
домой по ночному Парижу, и большая рука отца, сжимавшая его маленькую
ручку, слегка дрожала. "Папа несчастен", - думал мальчик. Он чувствовал,
что сейчас лучше не говорить о пьесе, а может, и не говорить вообще.
Публика тем не менее валила в Одеон.
Для художника, если только он не отличается исключительной
добросовестностью, склонность к мотовству опасна. Ибо тогда он не в силах
противиться соблазну и берется за любые поделки, лишь бы за них хорошо
платили. К создателю "Антони", ставшему теперь признанным мастером драмы,
обращались многие начинающие писатели с просьбой стать их соавтором.
|
|
