|
было продиктовано его ненавистью к тебе. Он представлял мне все в ложном
свете... Да, твои стихи были посвящением, понятным лишь нам одним. Он
отбросил их с гневом и пренебрежением, но как могла я вменить их тебе в
вину вослед за ним? За эти строки, написанные тобой, я должна была тебя
благодарить. Он отравил мне все!..
Расскажи мне о твоих драмах. Ты доволен ими? Надеюсь, да. Суждение
публики было для тебя очень благоприятным. Даже среди друзей Виктора все
открыто отдавали предпочтение "Антони". Между тем в "Марион" есть поистине
великолепные места, а IV акт просто прекрасен. О, работай, тебя ждет
огромное будущее, большая слава! И будь счастлив! Пусть хоть один из нас
по крайней мере возьмет от жизни все, что в ней есть лучшего..."
Белль Крельсамер, которая всегда была на страже, перехватила и это
письмо. Доктора Валерана срочно отправили к Дюма с запиской:
"Я прошу господина Дюма, когда он мне вернет мои четыре письма, - а
после того, что он мне написал, я уверена, он мне в этом не откажет, - я
прошу его ни в коей мере не считать себя со мной связанным и больше не
интересоваться мной".
Дюма поймал ее на слове и стал открыто жить с Мелани Серре. Но он
нередко встречал Мелани Первую у общих друзей. Видел он ее и в Арсенале, у
Нодье, где она в "чудовищном красном платье" танцевала галоп со своим
супругом. Пока играли в жмурки и жгуты, Дюма издалека разглядел ее как
следует, нашел некрасивой и удивлялся тому, как он мог ее любить. И все же
ей он был обязан "Антони".
О горе, горе мне! Я всемогущим небом
Заброшен в этот мир, где я для всех чужой...
Он все еще продолжал писать стихи в духе Байрона, хотя, несмотря на
маску Антони, этот добродушный бунтарь весело нес тройное бремя: жить на
свете, быть мужчиной, да еще мужчиной, которого непрестанно атакуют
женщины. Больше всего ему хотелось, чтобы между фуриями царило согласие.
Мелани Вальдор вышла из игры, но Катрина Лабе и Белль Крельсамер, которая
с тех пор, как стала жить по-супружески с отцом своей дочери, велела
именовать себя госпожа Дюма, беспрестанно ссорились из-за маленького
Александра. Ребенок от этого страдал.
Иногда превосходный, но чувственный и легкомысленный человек может
причинить много зла, сам того не желая и даже о том не подозревая. Дюма
казалось вполне естественным то и дело менять любовниц, но при этом он
искренне желал, чтобы брошенные им женщины были счастливы. Когда его
непостоянство приводило их в отчаяние, он старался задобрить их подарками.
Сын Катрины Лабе на всю жизнь запомнил день, когда отец, которому его плач
мешал работать, схватил его и бросил со всего размаха на постель.
Перепуганная мать устроила Дюма сцену. На следующий день Дюма вернулся с
покаянным видом и принес в знак примирения дыню. И сколько еще таких
искупительных дынь приходилось ему приносить за свою жизнь, хотя он был
очень добр и никогда никого не хотел обидеть!
В 1830 году, как только ему удалось заработать немного денег, он
поселил Катрину и ее сына в небольшом домике в Пасси. Время от времени он
наезжал туда в форме артиллериста национальной гвардии подышать
деревенским воздухом. Если мальчик заболевал или попадал в беду, мать
кидалась разыскивать Дюма в Лувре, где он стоял на посту. Однажды, когда
врач велел поставить мальчику пиявки, малыш оказал отчаянное
сопротивление. Отец поклялся, что ему не будет больно.
- Ну ладно, - сказал маленький Александр, - тогда поставь их себе. - И
Дюма немедля приложил две пиявки к ладони левой руки.
Отец очень старался завоевать любовь сына, но ребенок, естественно,
предпочитал ему ту, которая воспитала его. Катрина Лабе была женщиной
"простой, прямой, честной, работящей, преданной и порядочной во всех своих
побуждениях". И несомненно, что именно от брабантской белошвейки Дюма-сын
унаследовал здравый смысл и здоровую мораль, которые будут уравновешивать
в его характере буйное воображение, пылкость и тщеславие, доставшиеся ему
от предков по отцовской линии. Позже он с нежностью опишет их скромную,
безукоризненно чистую квартирку и мастерскую, где мать распределяла между
работницами изделия, скроенные ее руками.
Акт об усыновлении от 17 марта 1831 года, облекавший родительскими
правами автора "Антони", ознаменовал начало ожесточенной войны между
Катриной Лабе и ее бывшим любовником. Подстрекаемый Белль Крельсамер,
которая обвиняла Катрину в пошлости, невежестве и утверждала, что та
недостойна воспитывать сына Дюма, отец потребовал, чтобы ему отдали
ребенка. Мать подала на него в суд и проиграла процесс. Защита могла бы
выиграть дело, если бы Катрина позаботилась объявить в день родов о своем
намерении усыновить незаконнорожденного по форме, предписываемой
французскими законами. Не имея на этот счет специальных указаний,
врач-акушер и два соседа (один - портной, другой - зубной врач)
отправились в мэрию, где зарегистрировали рождение младенца "Александра,
родившегося 27-го числа текущего месяца, в шесть часов вечера, в квартире
своей матери... незаконнорожденного ребенка мадемуазель Катрины Лабе",
|
|