предпринимать никаких шагов до тех пор, пока  он  не  уведомит  меня,  что
больше не нуждается в моих услугах. Я не собираюсь  подавать  в  отставку.
Что касается моего жалованья, то если эти  сто  двадцать  пять  франков  в
месяц ложатся тяжким бременем на бюджет его высочества,  я  готов  от  них
отказаться.
  - А на какие средства вы собираетесь жить?
  - Это, господин барон, касается только меня.
  На следующий день выплату жалованья приостановили. Но у Дюма  был  свой
план: он собирался  через  посредство  Беранже  обратиться  за  помощью  к
банкиру Лаффиту. Банкир и в самом деле согласился выдать Дюма  три  тысячи
франков при условии, что он положит в сейф банка рукопись  "Генриха  III".
Три тысячи франков - оклад за два года! Дюма помчался с деньгами к матери.
Генеральша  была  потрясена.  Неужели  театр  и  впрямь  дает  возможность
заработать на жизнь?
  Репетиции проходили без особых происшествий. Де Гиз в исполнении Жоанни
был  "старым  рубакой,  мужественным  и   решительным",   он   великолепно
произносил  фразы  под  занавес,  которые  всегда  звучали  неожиданно   и
эффектно:

  "Сен-Поль! Велите привести тех, кто убил Дюга".
  "А теперь пусть эта дверь откроется только для него!"
  "Теперь, когда мы покончили со слугой, займемся хозяином".

  История с "Христиной" не прошла  для  Дюма  даром,  и  по  отношению  к
исполнителям он был сама любезность.
  - Вы гораздо лучше меня разбираетесь в этом, - говорил  он  актерам.  -
Все, что бы вы ни сделали, будет хорошо.
  Работа с актерами на этот раз  была  ему  тем  более  приятна,  что  он
увлекся Виржини Бурбье, молодой актрисой, которая должна была играть в его
пьесе второстепенную роль. Противиться плотскому искушению он не  мог.  Он
по-прежнему помогал Катрине Лабе и давал ей деньги на воспитание сына.  Но
хранить верность одной женщине? Это всегда казалось ему нелепым.
  Естественно, что у  него  возникали  кое-какие  трения  с  божественной
мадемуазель Марс. Однако он уже приобрел некоторый опыт и смог на этот раз
перехитрить коварную Селимену, хотя по временам ее капризы доводили его до
бешенства и скрежета зубовного. "О Французский театр, - писал он,  -  этот
круг  Ада,  забытый  Данте,  куда  Бог  помещает  драматургов,  возымевших
странную идею заработать вполовину меньше того, что они могли бы  получить
в  любом  другом  месте,  и  удостоиться  в  конце  жизни  награды  не  за
достигнутый  успех,   а   за   перенесенные   муки!"   Высказывание   явно
несправедливое, потому что актеры Комеди Франсез  сослужили  Дюма  хорошую
службу.
  Пока шли репетиции, на него обрушилось большое несчастье. С генеральшей
Дюма  случился  апоплексический  удар,  частично  парализовавший  ее.  Что
делать? Отложить премьеру? Но это не спасло бы его мать,  болезнь  которой
была, увы, неизлечимой. И премьеру назначили  на  11  февраля  1829  года.
Накануне  он  при  шел  в  Пале-Рояль  и  попросил  аудиенции  у   герцога
Орлеанского  тот принял его.
  - Каким добрым ветром вас  принесло  сюда,  господин  Дюма?  -  спросил
герцог.
  - Ваше  высочество,  я  пришел  просить  о  милости.  Завтра  состоится
премьера "Генриха III и его двора". Я прошу вас прийти на  премьеру.  Ваше
королевское высочество несколько поторопилось меня осудить...  Завтра  мое
дело  будет  слушаться  при  открытых  дверях.  Я   прошу   вас,   сударь,
присутствовать при вынесении приговора.
  Герцог ответил, что охотно бы пришел, но завтра у него званый обед,  на
котором будут присутствовать двадцать, а то и тридцать принцев и принцесс.
  - Но, может быть, ваше высочество соблаговолит назначить обед пораньше,
а я, со  своей  стороны,  попрошу  задержать  начало  премьеры,  и,  таким
образок, августейшие гости увидят любопытное зрелище.
  - Черт побери, это мысль! Скажите Тейлору, что я оставляю за собой  все
ложи бенуара.
  Наконец  долгожданный  день  настал.  Зал  был   великолепен.   Принцы,
увешанные   регалиями,   принцессы,   блистающие   драгоценностями,   дамы
полусвета, выставившие напоказ свои прелести. В одной из  лож  -  Беранже,
Виньи, Гюго. Партер полон друзей. Словом, огромный успех. Третий  акт  при
всей своей необузданной  грубости  (ревнивец  Гиз  силой  заставляет  жену
написать роковое письмо Сен-Мегрену) не только никого не шокировал, но был
встречен  бурными  аплодисментами.  В  антракте  Дюма  кинулся  на   улицу
Сен-Дени, чтобы поцеловать мать. После четвертого акта  публика  пришла  в
исступление. Когда Фирмен объявил имя автора, весь  зал,  включая  герцога
Орлеанского, встал. На  следующее  утро  Дюма  получил  письмо  от  барона
Броваля, в свое время безжалостно его уволившего.

  "Я не могу лечь в  постель,  мой  дорогой  друг,  не  сказав  вам,  как
порадовал меня ваш успех. Мои товарищи и я счастливы вашим триумфом..."

  Когда к нам  приходит  успех,  остается  только  удивляться  количеству
людей, которые внезапно оказываются нашими друзьями.
  Пьеса выдержала тридцать восемь представлений и делала отличные  сборы,