де Монсоро  Дианой]  получил  от  нее  записку  с  приглашением  прийти  в
отсутствие мужа в его  замок.  Но,  оказывается,  она  назначила  ему  это
свидание по приказу ревнивца мужа и, чтобы спасти  свою  жизнь,  позволила
Шарлю де Шамбу застигнуть ее во время  прелюбодеяния.  Бюсси  был  убит  в
полночь  в  ее  комнате  мужем,  который  ворвался  туда  в  сопровождении
вооруженных до зубов друзей.
  Прочитав главы о  Сен-Мегрене,  о  Бюсси  д'Амбуазе  и  вспомнив  уроки
Шиллера и Вальтера Скотта, Дюма решил, что драма на  мази.  Конечно,  надо
было узнать какие-нибудь подробности быта и  нравов,  подпустить  местного
колорита - словом, воссоздать  атмосферу  двора  короля  Генриха  III.  Но
Александра не останавливали подобные  мелочи!  Ведь  у  него  были  книги,
образованные друзья и собственное воображение. Он  написал  драму  "Генрих
III и его двор" за два месяца.



Глава третья,
В КОТОРОЙ РАССКАЗЫВАЕТСЯ, КАК К МОЛОДЫМ ЛЮДЯМ ПРИХОДИТ УСПЕХ

  "Генрих III и его двор" была вовсе не плохой пьесой. Конечно, эрудиты и
снобы подняли бы на  смех  юного  невежду,  знакомившегося  с  французской
историей по забытой на столе книге. Конечно, можно признать,  что  анализу
чувств и характеров недостает глубины, что образы герцога де Гиза и короля
написаны однолинейно, что вся пьеса держится  на  внешнем  действии  (рука
герцогини, стиснутая  железной  рукавицей,  потерянный,  как  в  "Отелло",
платок), что многие мысли автор позаимствовал у Шекспира и Шиллера.
  Все это правда, и  все  же  драма  была  искусно  построена  и  трогала
зрителей. Дюма черпал из всех источников - мемуаров, хроник,  гравюр  того
времени. Эпоха предстала перед зрителем такой, какой она  вдруг  открылась
молодому энтузиасту. Была ли  его  пьеса  исторической?  Не  больше  и  не
меньше, чем романы  Вальтера  Скотта.  История  полна  тайн.  У  Дюма  все
оказалось ясным и определенным. Екатерина Медичи держала в руках нити всех
интриг. Генрих III расстраивал планы герцога де Гиза. Впрочем, Дюма и  сам
отлично понимал, что в действительности эти приключения  были  куда  более
сложными.
  Но какое это имело значение? Он хотел лишь одного -  бурного  действия.
Эпоха  Генриха  III  с  ее  дуэлями,  заговорами,  оргиями,   с   разгулом
политических страстей  напоминала  ему  наполеоновскую  эпоху.  История  в
обработке Дюма была такой,  какой  ее  хотели  видеть  французы:  веселой,
красочной, построенной на контрастах, где добро было по одну сторону.  Зло
- по другую. Публика 1829 года, наполнявшая партер, состояла из тех  самых
людей, которые совершили великую революцию и сражались в войсках  империи.
Ей  нравилось,  когда  королей  и  их  дела   представляли   в   "картинах
героических, полных драматизма и поэтому хорошо им знакомых". Этим  старым
служакам пришлась по сердцу грубоватая  отвага  героев  Дюма:  ведь  и  им
доводилось обнимать немало красавиц и угрожать шпагой не одному сопернику.
Театральный натурализм? Убийства на сцене? Этого не боялись  ни  Гете,  ни
Шекспир. Не гнушались ими Гюго и Виньи. Во Франции Дюма  был  первым,  кто
вывел мелодраму на сцену серьезного театра.
  Вы спросите: а как же "Кромвель" Виктора Гюго?.. "Кромвель", хотя его и
читали публично, так и не  увидел  сцены.  Гюго  удовлетворился  тем,  что
прочел пьесу, издал ее отдельной книгой и написал к ней  "Предисловие".  В
отличие от него Дюма твердо решил  добиться  постановки  "Генриха  III"  в
Комеди Франсез. Он  начал  с  того,  что  прочел  пьесу  небольшой  группе
избранных, которая собралась в доме  романтически  настроенной  хозяйки  -
Мелани Вальдор, супруги офицера и дочери писателя. Пьеса произвела большое
впечатление на этот умеренный  кружок,  но  там  нашли,  что  для  первого
произведения молодого автора она слишком смела.
  Тогда он устроил вторую читку в квартире журналиста  Нестора  Рокплана.
Пятнадцать  молодых  людей,  набившихся  в  комнату,  расселись  прямо  на
матрасах. Смелость была им по душе. Они кричали: "Долой "Христину"!  Пусть
ставят "Генриха III"!" Актер Фирмен, большой энтузиаст драмы,  организовал
у  себя  третью  читку,  на  которой  присутствовал  и  песенник  Беранже,
считавшийся тогда лучшим поэтом эпохи, - либерал, фрондер и  друг  банкира
Лаффита. Туда пришли и мадемуазель  Марс  и  генеральша  Дюма.  Успех  был
огромный. Мадемуазель Марс сочла,  и  вполне  справедливо,  что  ей  очень
подходит роль  герцогини  де  Гиз,  ибо  она  давала  возможность  сыграть
скромную и вместе с тем страстную  женщину,  а  роли  такого  типа  всегда
превосходно  удавались  актрисе,  в  сценах   насилия   она   предпочитала
участвовать лишь в качестве жертвы.  Короче,  она  выказала  себя  горячей
сторонницей пьесы.
  Присутствовавшие актеры решили просить Комеди Франсез принять  "Генриха
III" вне очереди, и на читке пьеса прошла "на аплодисменты". На  следующий
день, едва Дюма появился в Пале-Рояле, как его вызвал к  себе  генеральный
директор барон  де  Броваль.  Броваль  этот  был  высокомерный  грубиян  и
краснобай. Он принял молодого человека весьма  нелюбезно,  грозно  сказал,
что занятия литературой несовместимы со службой, и предложил  ему  сделать
выбор.
  - Господин барон, - ответил Дюма, -  общественное  мнение  считает  его
высочество  герцога  Орлеанского  покровителем  литературы.  Я   не   буду