понимал его и льстил ему.
  На следующий день Александр увидел  Тальма  на  сцене  и  был  потрясен
простотой, мощью и поэтичностью его игры.  Когда  занавес  упал  под  гром
аплодисментов и крики "браво!", юный зритель не сразу  очнулся,  настолько
он был восхищен и околдован. Адольф де  Левен  предложил  провести  его  в
уборную трагика. Дюма вошел туда с бьющимся сердцем, смущенный  и  красный
как рак.
  - Тальма, - сказал Левей, - мы пришли вас поблагодарить.
  - А, - откликнулся Тальма, - значит, наш юный поэт доволен?.. Пусть  он
приходит завтра. Я играю в "Регуле".
  - Увы, - вздохнул Дюма, - завтра мне придется уехать из Парижа. Я клерк
у провинциального нотариуса.
  - Ба, - сказал Тальма, - да сам  Корнель  был  клерком  у  прокурора!..
Господа, представляю вам будущего Корнеля!
  Дюма побледнел.
  - Прикоснитесь к моему лбу, - попросил он Тальма, -  это  принесет  мне
счастье.
  - Да будет так! - сказал Тальма. - Нарекаю тебя поэтом во имя Шекспира,
Корнеля и Шиллера. - Потом добавил: - Смотрите-ка,  сколько  пыла  в  этом
мальчике. Из него должно выйти что-нибудь путное.
  В мальчике и впрямь  были  энтузиазм  и  ненасытная  жажда  славы.  "Не
сомневайтесь, - сказал он Адольфу де Левену, - я вернусь в Париж,  ручаюсь
вам".
  Возвратившись в отель, он застал там главного клерка Пайе, ходившего  в
Оперу  слушать  "Волшебную  лампу",  на  двоих  у  них  оставалось   всего
двенадцать франков. Они решили уехать из Парижа на рассвете. Но,  пробегая
в последний раз по улицам спящего города, Александр уверенно намечал места
своих будущих триумфов.




ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЗАВОЕВАНИЕ ПАРИЖА

  Он окинул этот гудевший улей алчным взглядом, как будто
  предвкушая его мед, и высокомерно произнес: "А теперь  кто
  победит - я или ты?"
  Бальзак. "Отец Горио"

Глава первая,
В КОТОРОЙ ДЮМА ОТКРЫВАЕТ ДЛЯ СЕБЯ ПАЛЕ-РОЯЛЬ,
ШАРЛЯ НОДЬЕ И СТАНОВИТСЯ ОТЦОМ

  Возвратившись в Вилле-Коттре, молодой Дюма, у  которого  от  счастья  и
честолюбия  закружилась  голова,  объявил  матери,  что   принял   решение
перебраться в Париж. Лишь  там  найдется  театр,  достойный  его  таланта,
театр, законодателем которого он наверняка станет в один прекрасный  день.
Но где достать деньги на первые расходы? Когда умерли ее родители,  бедная
генеральша Дюма была вынуждена реализовать наследство, чтобы отдать долги.
После расплаты с кредиторами у нее осталось всего-навсего двести пятьдесят
три франка. Она была готова отдать сыну пятьдесят. Он тоже  продал  своего
пса Пирама за сто франков. Но этого было явно недостаточно. На что жить  в
столице?
  "Я  обращусь  к  старым  друзьям  отца:  к  маршалу  Виктору,   герцогу
Беллюнскому, он теперь военный министр, к генералу Себастьяни,  к  маршалу
Журдану... Они подыщут мне место в одной из своих канцелярий с  жалованьем
в тысячу двести франков в год для начала. Потом я получу повышение, и, как
только начну зарабатывать полторы тысячи франков, выпишу тебя в Париж".
  Если Александр чего-нибудь  сильно  хотел,  для  него  не  существовало
препятствий. Его мать, куда менее склонная к прожектерству, выдвинула  ряд
возражений. Как  отнесутся  эти  военные,  ставшие  роялистами,  и  притом
рьяными, как и все вновь обращенные,  к  сыну  республиканского  генерала?
Александра это вовсе не беспокоило. На всякий случай он запасется  письмом
к генералу Фуа, депутату, лидеру  оппозиции.  Что  же  касается  денег  на
проезд, он обыграет в бильярд папашу Картье,  который  продает  билеты  на
дилижанс. Так он и сделал.
  И вот однажды в пять часов утра дилижанс высадил молодого Дюма  у  дома
 _9 по улице Булуа, в самом центре Парижа. Ему исполнилось двадцать лет, у
него не было никакого жизненного опыта, зато  уверенности  в  своих  силах
хоть отбавляй. Он отправился в гостиницу  "Великие  августинцы",  где  еще
помнили его появление с зайцами и куропатками. Проспал четыре часа,  потом
побежал к Адольфу де Левену, чтобы узнать у него  адрес  маршала  Журдана,
генерала Себастьяни и  герцога  Беллюнского.  Левей,  слегка  ошарашенный,
справился в "Альманахе двадцати пяти тысяч адресов",  сообщил  необходимые
сведения и предсказал крах этой затеи. И он был прав. Хотя оба генерала  и
приняли  Дюма,  но  один  усомнился  в  личности  посетителя,  сочтя   его
самозванцем, второй - указал ему на дверь. Что же до военного министра, то
он просто не дал аудиенции. Теперь вся надежда была на оппозицию,  другими
словами - на генерала Фуа. Здесь Дюма ожидал совершенно иной прием.
  - Вы сын того  самого  генерала  Дюма,  который  командовал  Альпийской