"Монте-Кристо"... А ведь он обошелся мне в двести тысяч франков...

  Бальзак - Еве Ганской:
  "Я  прочел  в  газетах,  что  в  воскресенье  все  движимое   имущество
"Монте-Кристо" пойдет  с  торгов   сам  дом  продан  или  будет  продан  в
ближайшем будущем. Эта новость повергла меня в ужас, и  я  решил  работать
денно и нощно, чтобы избежать подобной участи. Впрочем, во всех случаях  я
не допущу такого: лучше уеду в Соединенные Штаты и  буду  довольствоваться
сельскими радостями, как господин Бокарме".

  Одна из прекрасных черт характера Дюма заключалась в том,  что  даже  в
крайней бедности он оставался для всех, за  исключением  своей  супруги  и
кредиторов, самым щедрым  из  людей.  Он,  как  мог,  поддерживал  великих
актеров романтического театра, которые приближались к печальной  старости.
Мадемуазель Жорж, чья  толщина  приобрела  угрожающие  размеры,  играла  в
Батиньоле и была так бедна, что у нее часто не хватало двадцати пяти су на
фиакр.  Бокаж,  став  директором  Одеона,  с  головой  ушел  в  интриги  и
административные дела. Только Фредерик Леметр не сдался и,  подобно  Кину,
шокировал публику, обращаясь к ней с подмостков:
  - Граждане, сейчас, как никогда, время провозгласить:  "Да  здравствует
республика!"
  - Говори свой текст, фигляр! - обрывал его Мюссе.
  Леметр играл в пьесе Огюста Вакери "Tragalda a "  ["Обжора"  (исп.)]  -
последней  романтической  драме  чистых  кровей.  Увы,   "рапсодия   часто
оборачивается пародией". Трех десятилетий, за которые драма проделала путь
от "Христины" и "Эрнани" до "Tragalda a ", было достаточно, чтобы загубить
жанр. Еще не оправившись после смерти своего горячо любимого внука  Жоржа,
бедная Мари Дорваль была вынуждена снова зарабатывать себе на хлеб  тяжким
ремеслом бродячей актрисы. Но в Канне она слегла, не  в  силах  продолжать
дальнейшую борьбу. У  нее  нашли  болезнь  печени.  Когда  умирающую  Мари
привезли домой, она  послала  за  Жюлем  Сандо,  своим  бывшим  любовником
(остепенившийся Сандо струсил и отказался  прийти)  и  за  своим  "славным
псом" Дюма, который тут же примчался. "Та, которая в "Антони" столько  раз
шептала:  "Но  я  погибла,  погибла",   -   чувствовала,   что   обречена.
Родственники ее были слишком бедны, чтобы купить место на кладбище, и  она
очень боялась, что ее тело бросят в общую могилу. Дюма  поклялся,  что  не
допустит такого позора..." Он достанет деньги.
  Когда Дорваль умерла, Дюма отправился к графу Фаллу, министру народного
просвещения, и обратился к нему за помощью.  Но  министр  как  официальное
лицо   не   мог   ничем   ему   помочь:   фонда,   предназначенного    для
вспомоществования драматическим артистам, не существовало, и  он  дал  сто
франков от своего имени. Однако Дюма во что бы то ни стало хотел  сдержать
обещание, данное  умирающей,  и,  "так  как  его  душевная  доброта  могла
сравниться только с его  беспечностью  в  денежных  делах,  он  кинулся  в
ломбард, заложил свои награды и добыл  таким  образом  двести  франков  на
похороны". Жертва поистине героическая,  потому  что  добродушный  великан
обожал свои усыпанные драгоценными  камнями  кресты  и  ордена.  Затем  он
написал брошюру  "Последний  год  Мари  Дорваль",  которую  продавали  "по
пятьдесят сантимов, с тем чтобы собрать деньги  на  надгробие",  и  открыл
подписку, чтобы выкупить из заклада драгоценности актрисы и передать их ее
внукам. "Артистическая подписка" дала 190 франков 50 сантимов. 20  франков
добавил от себя Понсар.
  Несчастья не умерили предприимчивости  Дюма.  И  он  вместе  с  Арсеном
Гуссе, тогдашним директором Комеди Франсез, затеял любопытный эксперимент.
Он решил, что до сих пор никто еще не писал комедий  о  закулисных  нравах
времен Мольера, и взялся за эту тему. Инженю, разучивающие роли,  маркизы,
дающие им советы, кокетки, флиртующие под  прикрытием  вееров,  ламповщик,
отпускающий шутки, - из всего  этого  можно  было  сделать  очаровательный
спектакль и сыграть его  15  января  -  на  мольеровские  торжества.  Дюма
предложил сочинить "Три  антракта  к  "Любви-целительнице"  и  побился  об
заклад, что напишет их за одну ночь.
  Он выиграл пари,  и  "Антракты"  оказались  более  длинными,  чем  сама
комедия. К сожалению, они были намного хуже ее и настолько  запутаны,  что
публика в них ничего не поняла. Услышав слово "Антракт",  публика  решила:
"Пора  прогуляться  по  фойе".  Поэтому  после  первого   акта   настоящей
"Любви-целительницы"  все  зрители  покинули  зал,  говоря   друг   другу:
"Недурную комедию написал Дюма, но он  явно  подражает  Мольеру..."  Когда
поднялся  занавес  и  начался  первый  акт  "Антрактов"  Дюма,   все,   за
исключением нескольких самых сообразительных, решили, что это  продолжение
предыдущей пьесы. Однако между обоими актами не было никакой связи: уж  не
превратилась ли  Комеди  Франсез  в  вавилонскую  башню?  Некоторое  время
публика недоумевала, чья же эта пьеса - Дюма или Мольера. Принц-президент,
присутствовавший на спектакле,  послал  за  администратором.  Луи-Наполеон
Бонапарт понял не больше, чем простые  смертные.  Лишь  актеры  и  критики
знали, в чем дело,  и  немало  потешались   но  и  они  возмущались  Дюма:
"Посягнуть на Мольера!  Какая  профанация!  Какое  святотатство!"  Зрители
освистали второй акт "Любви-целительницы", как будто Мольер был начинающим
автором. Они считали, что освистывают Дюма.
  Госпожа Арсен Гуссе дала обед, чтобы "вознаградить за все  неприятности
этого славного Александра Дюма, которого я  люблю  всем  сердцем.  Он  так