преимущество: она согласуется с одной из фундаментальных особенностей эпохи, 
одним 
из наиболее действенных ее факторов - верой в могущество науки. Последняя дает 
о 
себе знать повсюду. Науку не только считают способной "сказать человеку 
последнее 
слово об устройстве мира", она также оказывает мощное влияние на сферы 
деятельности, 
казалось бы для нее совсем чуждые. Внимательный читатель Клода Бернара и его 
"Введения в изучение экспериментальной медицины", Эмиль Золя, который недавно 
впервые добился большого успеха, опубликовав роман "Западня", хочет быть 
научным 
романистом, романистом "экспериментальным"; да и не говорил ли сам Флобер: "Чем 

дальше уйдет искусство, тем более научным оно станет. Литература будет все 
больше 
принимать облик науки"? Поиски Сёра шли в том же направлении. Людям, отмеченным 

свыше, всегда удается уловить веяния своей эпохи.
      Как-то Леман в разговоре со своими учениками упомянул между прочим этих 
"сумасшедших", "невротиков", то есть импрессионистов в восприятии академических 

мэтров. В апреле 1879 года на авеню де л'Опера открылась их четвертая выставка. 
Сёра 
посетил ее вместе с Аман-Жаном и еще одним школьным товарищем, Эрнестом Лораном,
 
юношей живым, очень любознательным, наделенным нетерпимостью двадцатилетнего 
человека, который не без раздражения воспринимал покровительственный тон Лемана.
 
Все трое пошли на эту выставку из чистого любопытства, но каково же было их 
изумление, когда они окунулись в совершенно иной мир. И хотя на ней были 
представлены далеко не все импрессионисты - в частности, там отсутствовали 
Ренуар, 
Сезанн и Сислей 1, - они получили от выставки "неожиданный и глубокий шок" 2. 
Рассматривая картины Моне, Дега или Писсарро, Сёра и его товарищи вдруг 
осознали, 
что в сравнении с этой подвергаемой хуле живописью творения академиков не стоят 
и 
ломаного гроша. Лоран злорадствовал: не был ли он прав, утверждая, что Леман 
предает 
Энгра, опошляет и извращает его уроки? Жизнь бушует здесь, она согревает своим 
теплом 
полотна импрессионистов. Больше других им понравился Моне. Позднее они увидят в 

Салоне картины Ренуара и будут восхищаться его полотном "Мадам Шарпантье со 
своими детьми" и "Портретом Жанны Самари".
           1 См. об обстоятельствах четвертой выставки в книге "Жизнь Ренуара", 
ч. II, гл. 3.
           2 Леон Розенталь.
      
      Это открытие, каким бы ошеломляющим оно ни было, не изменило планов Сёра. 
В 
отличие от Эрнеста Лорана он не собирался впредь рассматривать импрессионистов 
как 
своих учителей. Однако он также был убежден, что Школа изящных искусств уже не 
способна больше чему-то его научить. Аман-Жан разделял эту точку зрения; он 
бредил 
Италией, думал о мастерах Проторенессанса, о великих тосканцах, о Боттичелли... 
Друзья 
пришли к единому мнению: возвращаться к Леману бесполезно; они решили покинуть 
школу и в складчину снять мастерскую, чтобы работать там по своему усмотрению.
      Обосновались они в доме номер 32 по улице Арбалет, за Валь-де-Грасом. 
Приглашая иногда натурщиков, иногда расставляя предметы для натюрмортов, они 
рисовали карандашом или красками и помогали друг другу, высказывая критические 
замечания или давая советы. Они спорили, и в этих спорах сталкивались различные 

мнения. Изучали вместе некоторые научные труды, такие, как "Трактат о живописи" 

Леонардо да Винчи. Это был дружеский и плодотворный обмен идеями.
      В отличие от Аман-Жана, освобожденного от военной службы по причине 
врожденного дефекта, Сёра предстояло вскоре отбыть в армию. Согласно закону 
1872 
года, служба длилась пять лет; но молодые люди могли сократить этот срок до 
двенадцати 
месяцев, заключив договор о добровольной воинской повинности, для чего надо 
было 
сдать специальный экзамен и уплатить тысячу пятьсот франков.
      Сёра не терпелось воспользоваться этой предоставляемой законом 
возможностью: 
он желал только одного - побыстрее начать и завершить военную службу, чтобы