|
разбросанные
изредка оранжевые мазки дают представление об ослабленном солнечном свете.
Пурпурные мазки вводят дополнительный цвет к зеленому. Синие мазки, вызванные
соседством с освещенной солнцем травой, увеличиваются в числе ближе к границе
света и
тени, и их становится меньше, когда они переходят границу. Цвет освещенного
солнцем
участка создается только двумя элементами: зеленым и солнечно-оранжевым, -
всякий
другой цвет исчезает под буйной атакой солнца. В черном цвете отсутствует свет,
и
поэтому черная собака окрашивается темно-пурпуровым цветом, контрастным к
зелени.
Но к этой доминанте присоединяются темно-синие мазки, вызванные соседними
участками. Обезьяна на поводке окрашена ее собственным желтым цветом, но с
добавлением пурпурных и синих мазков. В описании все это звучит грубо, но на
картине
распределение цветных точек сложное и тонкое" 1.
1 "Ар модерн", 19 сентября 1886 г.
Отныне Фенеон станет защитником Сёра и неоимпрессионистов. Его не
останавливают упреки, которые, по его словам, "множатся, не причиняя, однако,
вреда".
"Недавние работы Писсарро, творения Сёра, Синьяка не смогли бы привлечь к себе
внимание", - уверяют критики. "Как всегда, критики не без гордости делятся
самыми
ужасными откровениями", - презрительным тоном парирует Фенеон. На обвинения в
том, что дивизионисты подчиняют искусство науке, он отвечает, что "они
пользуются
данными науки только для того, чтобы направлять и совершенствовать свое
восприятие,
контролировать точность своего видения... Истина состоит в том, - добавляет
Фенеон, -
что метод неоимпрессионизма требует необыкновенной изощренности взгляда:
напуганные его беспощадной зоркостью, ловкачи, скрывающие за ухищрениями умелых
рук беспомощность своего видения, будут избегать этого метода. Такая живопись
под
силу только настоящим художникам, а жонглерам из мастерских лучше заняться
карточными фокусами или игрой в бильбоке" 1.
1 Там же.
Заметим: Фенеон оставлял без ответа нападки, касавшиеся неподвижности
персонажей Сёра. Не оттого ли, что считал эти нападки совершенно лишенными
смысла?
В самом деле, не была ли эта иератическая окаменелость, которая выражала
холодную и
отчаянную ненависть Сёра к бренности жизни, именно тем, что, помимо
эстетических
соображений, волновало невозмутимого Ф. Ф., как ничто другое не волновало его
до сих
пор в живописи? В личности Фенеона, который в свои двадцать пять ни к чему
больше не
проявлял интереса, не было никакой загадки. Была лишь тайна ума, настолько
безжалостно обнажавшего суть явления, что он сводил бесцельное существование
людей,
брошенных в этот мир иллюзий, где они блуждают, суетятся, растерянно
приближаясь к
смерти, к его реальному ничтожеству. Само по себе существование абсурдно, а
стало
быть, и нет ничего, что не было бы бессмысленным и ничтожным. Честолюбие? Жажда
обладания чем-либо? Тщеславные помыслы? Они подобны игре зеркал, которые
посылают друг другу, спутывая их между собой, свои отражения, и среди этих
отражений,
переходя от одного к другому, бредут, спотыкаясь, ослепленные этим обманом
люди: они
все еще верят в то, что земля плоская. Фенеону же известно, что она круглая и
что
небытие обступает со всех сторон этот глиняный шарик. Пронзительная ясность ума
отделяет Фенеона от обычных людей и, подобная ясности Люцифера, позволяет ему
осознать ничтожество целей, ради которых люди приходят в волнение и вступают в
борьбу, обманчивую иллюзорность любого поступка, бессмысленность любого желания.
Он не чувствует потребности ни в накоплении материальных богатств, ни в том,
чтобы
занять главенствующее положение в обществе, ни даже в таких занятиях, как
сулящие
удовольствия путешествия ("Разве у жизни не один и тот же привкус везде" 1);
|
|