Самое сокровенное в человеке - это почти всегда и наименее доступное его 
сознанию. В том, что создает художник, проявляются его намерения; но есть в 
творениях 
художника и то, к чему он не стремился сознательно, что как раз и соответствует 
самым 
сокровенным его помыслам, благодаря чему, как правило, обнаруживается наиболее 
подлинный, наиболее потаенный аспект его "я". В рисунках скрытный молчун Сёра 
выдает некоторые свои навязчивые идеи. Исследование соотношений света и тени в 
них 
настолько тщательно, настолько точно, что оно подчеркивает вполне временный 
характер 
этих в основе своей неустойчивых связей. Достаточно едва уловимого движения, 
чтобы 
светлое и темное начали вытеснять друг друга. Персонажи не просто неподвижны - 
они 
как бы оцепенели. Присутствие времени на этих рисунках становится ощутимым, 
однако 
время здесь, так сказать, застыло. Тяга к научной точности, не дающая покоя 
молодому 
художнику, проявилась в том, что было для него неосознанным побудительным 
мотивом: 
она - способ отрицания времени, его уничтожения. И это совпадает с намерением 
Сёра 
создать искусство, основанное на неопровержимых научных данных, с его 
мучительным 
желанием шаг за шагом двигаться вперед, постепенно обретая уверенность в своей 
правоте. Стремление к совершенству - это всегда стремление к вечности.
      В рисунках Сёра начинает проступать весьма своеобразный мир, который он 
носит 
в себе, мир остановившегося времени, застывших движений, излучающий трепетную и 

чарующую поэзию. Над этим миром довлеет тишина, тишина почти осязаемая, сродни 
безмолвию, царящему порой в наших сновидениях. Плотные и компактные, формы 
отделяются одна от другой. Ничто не в силах разрушить колдовские чары, которые 
привели их в оцепенение и навсегда изолировали от внешней среды, обрекли на 
заточение, увековечили в их собственной реальности. Этот мир тишины является 
также 
миром фатального одиночества.
      Аман-Жан и Эрнест Лоран, охваченные духом соперничества, тоже много 
работают над рисунком. В мае 1881 года первому из них посчастливилось даже 
дебютировать в Салоне, выставив портрет знакомого врача, написанный углем.
      Осматривая выставку этого Салона, Сёра задержался перед картиной Пюви де 
Шаванна "Бедный рыбак". Безмятежность, спокойствие персонажей Пюви трогали его 
не 
меньше, чем тщательно выверенные композиции художника, который когда-то 
готовился 
к вступительным экзаменам в Политехническую школу. В Салоне 1882 года он увидел 

другое творение Пюви, фреску "Нежная страна", предназначенную для украшения 
частного особняка Бонна, идиллическую картину некоего земного рая на морском 
берегу. 
На Сёра произвела сильное впечатление композиция этого полотна.
      Кроме того, за эти два года он лучше узнал живопись импрессионистов: в 
апреле 
1881 года и в марте 1882 года они провели шестую и седьмую коллективные 
выставки. 
Эрнест Лоран по-прежнему восторгался импрессионизмом, технику которого пытался 
приспособить к своему темпераменту. Сёра часто спорил с ним. Он считал 
интересной 
фактуру письма импрессионистов. Посредством дробления мазка создавая 
поверхность, 
сотканную из различных цветов, которые скрещиваются, накладываются друг на 
друга 
или сопоставляются, они передают богатство тонов и рождают полотна, изумляющие 
своей яркостью. Однако Сёра упрекал импрессионистов в отсутствии точности. Он 
не мог 
принять инстинктивность в их исполнении, которое считал рискованным именно в 
силу 
его спонтанности. Импрессионисты никогда не поверяют разумом точность 
визуальных 
наблюдений. Они всецело полагаются на ощущения своей сетчатки, на свое 
вдохновение 
("Я пишу, как птица поет", - утверждал Моне), и, переполняемые радостью от 
работы с 
красками, они все приносят в жертву тому, что Делакруа называл "адской 
ловкостью 
кисти". Сёра заявил, что "заново примется за то, что ими уже сделано".
      В действительности тут было нечто большее. Именно принцип, сам предмет 
этой 
живописи (техника всегда лишь следствие) ошеломил Сёра. Импрессионизм зачарован