Каждый 
мазок, каким бы элементарным он ни был, характерен и принадлежит именно ему. 
Его почерк не 
узнать невозможно. Каждый его штрих, нанесенный на бумагу, картон или холст, 
является его 
плотью и кровью. Ван Гог сгорел в свете и пламени. Судьба же Лотрека - все 
глубже и глубже 
погружаться в человеческую душу, до самого ее темного дна.
       Все чаще отправляется он с Гибером в публичные дома и пишет их 
обитательниц в 
интимной обстановке. Они спят или занимаются своим туалетом. Его привлекает 
приглушенная 
тишина этих заведений, сонная атмосфера, царящая здесь, бледные лица женщин, 
объединяющая 
их любовь - в ней они забывали о своей профессии, о требовательности порочных 
мужчин.
       "До чего же они нежны друг с другом, - говорил Лотрек, изголодавшийся по 
ласке, 
обойденный любовью. - Вы наблюдали, как животные ищутся?.. Пожалуй, только 
птицы 
перебирают свои перья с большей озабоченностью".
       Конечно, в жизни Лотрека были женщины, взять хотя бы ту же Пантеру - 
как-то ночью в 
"Мулен Руж" ее познакомил с ним Зидлер, - рыжая девица с глазами цвета морской 
воды, 
таинственно-притягательная, красивая, но неприятная. Содержанка позволила себе 
небольшую 
прихоть. Скоротечная любовь, чувственная и принесшая одно разочарование. 
"Настоящая жизнь" 
иная.
       Лотрек, возможно, думал о том, что и его жизнь могла бы быть "иной", 
писал в течение 
нескольких недель мадам Онорин П., отнюдь не принадлежавшую к среде обычных его 
моделей. 
Когда он передает свежесть лица, аристократизм, элегантность этой "Женщины в 
перчатках" - 
трогательный образ другого мира, - его кисть неожиданно становится нежной!
       Да, эта женщина из другого мира, ставшего для него таким далеким! 
Однажды вечером у 
друзей Лотрек позволил себе признаться в любви одной молодой даме. "Подождите, 
- сказал он 
ей, - я сяду у вас за спиной... Мне будет так легче разговаривать с вами. И я 
буду так же близко 
от вас... Мне не обязательно вас видеть, я знаю вас наизусть". А потом, 
спрятавшись за ее спиной, 
он добавил: "Я даже предпочитаю, чтобы вы на меня не смотрели".
       Дама с трудом сдерживала слезы.
       
       * * *
       В начале 1891 года, в январе, Лотрек выставил в кружке "Вольней" картину 
"В Мулен-де-
ла-Галетт" (таким образом в третий раз отдав ее на суд зрителей), портреты 
Сеско и Анри Дио, а 
также этюд женщины. В марте он принял участие в седьмом Салоне независимых (на 
этот раз его 
вместе с Сёра и Синьяком назначили членом комиссии по развеске картин). Он 
показал 
"Никчемных" и "В меблированных комнатах" (на которой изображена девица около 
своей 
кровати, читающая письмо).
       Во время выставки "Вольней" один критик упрекнул Лотрека за тусклую 
палитру. Октав 
Мирбо тоже обратил на это внимание, хотя и признал достоинства выставленных 
Лотреком 
произведений: "Несмотря на черноту, которая пачкает его фигуры, - писал он в 
одном из 
мартовских номеров "Эко де Пари", - мсье Тулуз-Лотрек проявляет духовную и 
трагическую 
силу во всем, что касается изучения лиц и понимания характеров".
       Лотрек сумел извлечь пользу из этих замечаний, он стал добиваться более 
оригинальных 
сочетаний оттенков и более чистых цветов. В этом ему очень помогли произведения 
Уистлера, 
которые он тщательно изучал (Лувр только что приобрел картину Уистлера "Портрет 
матери 
художника").
       Но вот перед Лотреком открылось новое поле деятельности: Оллер и Зидлер 
предложили 
ему подготовить к открытию сезона афишу с рекламой их кабаре.
       Первая афиша, объявлявшая об открытии "Мулен Руж", была сделана Жюлем