письма.
           1 "Я пишу людей, чтобы узнать их... - говорила позже Сюзанна Валадон,
 - не приводите ко мне 
женщин, которые ждут, что я изображу их обаятельными или приукрашенными, я их 
немедленно 
разочарую".
       
       * * *
       Десятого июня - это была среда - в полночь на Монмартре царило 
необычайное 
оживление. Странное шествие двигалось от "Ша-Нуар".
       Впереди шли два мальчика-посыльных в коротких штанишках, неся трепещущий 
на ветру 
большой стяг - "Кошка на золотом фоне"; бряцавший алебардой швейцар, мажордом в 
костюме 
супрефекта; Родольф Сали, нарядившийся по этому случаю префектом первого 
разряда; за ним 
следовали человек восемь музыкантов, которые что было мочи били в барабан и 
трубили; далее - 
четыре официанта-академика, факельщики, несколько человек, потрясавших 
алебардами, 
пищалями и шпагами, и, наконец, толпа посетителей и друзей "Ша-Нуар". На каждом 
шагу к 
шествию присоединялись зеваки. "Обеспечить порядок!" - кричал остолбеневшим 
полицейским 
"супрефект", руководивший шествием.
       Так переезжал на новое место Родольф Сали. Он покидал бульвар Рошешуар и 
переселялся 
в другое здание, в полукилометре от прежнего.
       В течение последних месяцев Родольфа Сали выживали из этого квартала. 
Владелец "Ша-
Нуар" кичился тем, что принимает в своем кабаре только "чистую" публику. И вот 
разный сброд 
из "Элизе-Монмартр" стал цепляться к нему. Однажды один из сутенеров в шелковой 
каскетке, 
надвинутой на уши, с прилипшим к губе окурком, ворвался в кабаре. Сали выкинул 
его вон, 
сделав из этого шумный спектакль. Выкинул на свою беду. Спустя некоторое время 
этот субъект 
пришел снова, и уже не один. Завязалась драка. Блеснули ножи. В потасовке Сали 
в двух местах 
порезали лицо. Но самое страшное было в другом. Защищаясь табуреткой, он 
нечаянно тяжело 
ранил одного из своих официантов, который в ту же ночь умер. Сали чувствовал 
себя как на 
вулкане. Чтобы избавиться от этого омерзительного соседства с "Элизе-Монмартр", 
он в конце 
апреля уступил арендованное им помещение и снял другое, на улице Лаваль 1, дом 
12, в котором 
до этого жил бельгийский художник Альфред Стевенс.
           1 Ныне улица Виктора-Массе.
       
       Сали не терпелось узнать, что же будет теперь в помещении его бывшего 
кабаре на 
бульваре Рошешуар, не воспользуется ли кто-нибудь этим случаем, чтобы вступить 
в 
конкуренцию с ним. Каково же было его возмущение, когда спустя два или три дня 
он узнал, что 
там открыли новое кабаре - "Мирлитон"! Да и кто открыл! Аристид Брюан, 
плохонький 
эстрадный певец, апологет черни, один из тех, кому Сали по своей доброте 
помогал, разрешая ему 
выступать со своими песенками. Что правда, то правда, Аристида Брюана альфонсы 
из "Элизе" не 
осмелятся тронуть. Но зато в "Мирлитон" никто и не пойдет.
       Увы, вскоре туда ринулись толпы. Люди готовы были давиться, лишь бы 
попасть в 
"Мирлитон". И в чем же причина? Это казалось невероятным, но к Брюану шли, 
чтобы услышать 
от него оскорбления.
       Лотрек почти с первых же дней стал завсегдатаем "Мирлитона". И не просто 
завсегдатаем, 
он полюбил это кабаре, он восхищался им. Брюан приводил его в восторг. Пожалуй, 
никогда еще 
ни один мужчина не производил на Лотрека такого сильного впечатления, как этот 
эстрадный 
певец. Огромный, с лицом Цезаря, с иронической, желчной улыбкой на губах, с 
бритыми щеками, 
решительной походкой и громким голосом, "голосом бунта и баррикад, созданным 
для того,