меры ни в работе, 
ни в развлечениях, и если бы его друзья следовали за ним повсюду и попытались 
ни в чем не 
отставать от него, они вряд ли выдержали бы. Лотрек спал очень мало: ложился 
поздно, вставал, 
какой сам говорил, с петухами.
       Бывший фотограф, папаша Форест, разрешил Лотреку писать в своем саду, 
который 
находился в нижней части улицы Коленкур и граничил с большим складом торговца 
дровами 1. 
Большая часть сада была заброшена, заросла сорными травами, кустиками, чахлыми 
деревцами. 
Среди сирени возвышалось несколько лип, смоковниц и платанов. Папаша Форест, 
большой 
любитель стрельбы из лука, раза три в неделю вместе с друзьями приходил в сад 
посостязаться. В 
остальное время в саду было совершенно пусто и тихо. Лотрек мог спокойно 
работать. Краски и 
мольберт он держал в небольшом павильоне, там же находилась батарея винных 
бутылок. 
"Конечно, пить надо понемногу, - говорил он, - понемногу, но часто!"
           1 Сейчас на этом месте стоит здание кинотеатра "Гомон". Улица Форест 
носит имя владельца сада.
       
       Лотрек подыскивал себе модели. Совершенствуя технику, он писал портреты, 
как 
музыкант играет гаммы. "Это задано в наказание", - смеялся он. Работая над 
портретами, Лотрек 
увлеченно занимался тщательным изучением психологии модели и совершенно не 
обращал 
внимания на то, что так волновало импрессионистов. Хотя он и заимствовал у них 
светлую 
палитру, больше он ни в чем не пошел по их стопам. Ему был безразличен сельский 
пейзаж, на 
фоне которого находилась модель, и он торопливо покрывал холст прозрачным слоем 
краски, 
общо обозначая зелень и выделяя на первый план то единственное, что его 
интересовало: лицо или 
фигуру.
       Он писал свои модели на пленэре совсем по иным соображениям, чем 
импрессионисты, он 
не собирался анализировать игру света и теней, игру бликов, изменение колорита 
в зависимости от 
времени дня и года. Он стремился раскрыть психологическую сущность модели в 
освещении 
более естественном, чем в мастерской. Он хотел показать суть своей модели, без 
прикрас.
       С некоторых пор Лотрек подружился с Зандоменеги, венецианцем, который 
приехал в 
Париж за славой и был разочарован и озлоблен своим безвестным прозябанием. Он 
обвинял в 
этом французов: они-де обманули надежды, что он возлагал на них. Зандоменеги 
порекомендовал 
Лотреку молодую натурщицу Мари-Клементину Валадон, жившую с ним в одном доме.
       Эту девушку, родившуюся от неизвестного отца и белошвейки из 
Бессин-сюр-Гартамп, в 
Лимузене, мать привезла в Париж, когда ей не было еще пяти лет. Жили они, с 
трудом сводя 
концы с концами, на то, что мать зарабатывала уборкой квартир. После недолгого 
пребывания в 
какой-то религиозной школе девочка в одиннадцать лет поступила в швейную 
мастерскую. Потом 
она работала нянькой, прогуливая ребятишек в Тюильрийском саду, была 
подавальщицей в 
рабочем бистро, торговала овощами на Батиньольском рынке. Ее очень привлекал 
цирк, и когда ей 
было пятнадцать лет, она поступила на службу в любительский цирк Молье и стала 
там 
акробаткой, но через несколько месяцев, исполняя очередной номер, сорвалась и 
упала на арену. 
На этом ее цирковая карьера окончилась. С тех пор прошло пять лет.
       У Мари-Клементины Валадон была изящная фигурка, красивое, пикантное лицо.
 С детства 
увлекаясь рисованием - она рисовала всюду, даже на стенах домов, на тротуарах, 
пользуясь 
куском угля, мелом, огрызком карандаша, - она мечтала проникнуть в среду 
художников. Ее 
мать к тому времени открыла прачечную в тупике Гельма, и Мари-Клементина, хотя 
и не очень 
охотно, помогала ей - разносила белье художникам, среди которых был Пюви де