любой хам мог оскорбить его. В компании друзей он не боялся ничего. "Дылда моя",
 - задрав 
голову, нежно говорил он Анкетену. Анкетен был на четверть метра выше его и 
старше на четыре 
года. У него были резко очерченные черты лица и перебитый нос, который 
подчеркивал сходство 
Анкетена с Микеланджело.
       Анкетен вызывал у Лотрека восхищение. У него было все, чего так не 
хватало Лотреку, - 
железное здоровье, крепкое, мускулистое тело, которое он ежедневно развивал 
фехтованием и 
длительными прогулками верхом. Фанатически влюбленный в лошадей, он, пожалуй, 
даже 
предпочитал их живописи, хотя и считал, что станет большим художником. Он был 
непомерно 
самонадеян и тщеславен. Однажды, когда он пришел со своими товарищами по 
мастерской в Лувр 
и экскурсовод предложил им свои услуги, Анкетен с презрительным высокомерием 
ответил ему: 
"Зачем? Ведь Лувр создаем мы!"
       Талантливый художник, рисовальщик, для которого не существовало никаких 
трудностей, 
он был убежден - и говорил об этом! - что станет современным Рубенсом. Он 
мечтал вести 
такую же роскошную жизнь, какую вел Рубенс, и, подражая ему, уже носил короткую 
бархатную 
куртку и широкополую фетровую шляпу.
       Эта самоуверенность приводила в восторг Лотрека. Чего еще мог пожелать 
Анкетен? У 
него было все, в том числе и женщины; этот донжуан потерял счет своим победам. 
Женщины! 
Сидя в кафе, Лотрек слушал болтовню друзей и разглядывал проходивших мимо 
женщин. Иногда, 
заметив его сидящим в углу с красавцем Анкетеном (отчего Лотрек казался еще 
меньше и 
уродливее, чем на самом деле, настолько карикатурно выглядел он рядом с 
приятелем), какая-
нибудь девушка вдруг замедляла шаг и зрачки ее расширялись от удивления. Она 
шла дальше или 
еще оборачивалась, а он, уничтоженный этим взглядом, в котором она даже не 
решалась 
высказать ему свое отвращение, опускал голову, и в горле у него застревал комок.

       Ему восемнадцать лет. Страсти бушуют в нем, кровь бурлит, бешено стучит 
в висках. 
Мимо проходят девицы в своих шуршащих платьях. Прелестная, мучительная картина. 
Глаза 
женщин, их жесты, их руки, их тело! О, как бы он умел любить! Ведь он родился 
для любви! 
Любить! Но на что он может надеяться? У всех его товарищей по мастерской есть 
любовницы, все 
хвастаются своими романами. А он? Ничего. Он ничего не получит! Никогда ни одна 
женщина не 
согласится прижать свои губы к его слюнявому рту. Никогда!
       Никогда! Вскинув голову, сверкая из-под пенсне глазами, Лотрек громко 
отпускал какую-
нибудь грубую шутку или же гнусавым голосом, в котором звучала ирония и в то же 
время грусть, 
фыркая через каждые три слова (казалось, что он смеется), изрекал: "Любовь - 
это когда тебя 
одолевает желание (фырк!), но такое, что хоть подыхай! (Фырк!) Желание, чтобы 
тебя пожелали 
(фырк!) А? Что скажешь? Дылда ты моя!"
       Все, что Лотрек вложил бы в любовь, он вкладывал в дружбу. Но его 
привязанность была 
деспотична. Слабый, нуждающийся в обществе сильных, в их защите, он заставлял 
друзей 
приноравливаться к своим капризам, к своим настроениям. Он требовал, приказывал,
 увлекал их 
за собой. В кругу друзей он напоминал "генерала, командующего своими солдатами" 
1.
           1 Морис Жуаян.
       
       Все, что он вложил бы в любовь, он вкладывал в работу. В ней находил 
выход избыток его 
неиспользованных жизненных сил. Снедаемый чувственностью, он исступленно 
рисовал, 
неистово испещрял энгровскую бумагу точными и нервными линиями. Он был не из 
тех, кто 
спокойно обсасывает свое произведение. Линии рождались под его пером одним