дальнейшем продан за восемь тысяч франков".
       
       Да, живопись не изменила его долю. Когда он посвятил себя такому 
неблагодарному делу, 
как искусство, он думал, что упорный труд поможет ему стать крупным художником 
и он обманет 
свою судьбу, он надеялся, что искусство спасет его. Но разве человек сам может 
знать, что он 
крупный художник? Ведь мы видим себя глазами других. И потом, почему крупный 
художник 
обязательно должен быть счастлив?
       Как-то в пятницу вечером Лотрек, Анкетен и еще несколько товарищей по 
мастерской 
Кормона шли ужинать в "Ра-мор" и на улице Дуэ встретили Дега. "Как я рад вас 
видеть! - 
воскликнул Дега, обращаясь к Лотреку. - Я только что от Дюран-Рюэля. Мне 
показывали ваши 
вещи. Это совсем недурно. В них есть лицо, характер, да, да характер, - говорил 
этот желчный 
человек, постукивая ногой по тротуару. - Я вас поздравляю. Я счастлив, что 
посмотрел ваши 
работы. Великолепно! Работайте! У вас чудесный талант..." Высказавшись, этот 
мизантроп замолк 
и удалился. Все молча продолжали путь. Лотрек, пораженный неожиданной похвалой, 
столь 
несвойственной Дега, был взволнован до слез. Пройдя немного, он спросил 
Анкетена: "Как ты 
думаешь, он сказал все это серьезно?" И Анкетен, как всегда, уверенный лишь в 
своей 
гениальности, бросил свысока: "Да неужели ты не видел, что он издевается над 
тобой!" Один из 
друзей возмутился и налетел на Анкетена, но все-таки слова последнего оставили 
след в душе 
Лотрека, и он уже не верил в искренность Дега 1.
           1 Рассказано Жанесом.
       
       Может ли живопись что-то изменить? Пишут за неимением лучшего. Лотрек 
вложил в 
искусство свою любовь к жизни, все свое горячее стремление спасти себя. И чего 
же он добился? 
Магические чары искусства потеряли для него свою силу. Зачем творить, зачем 
трудиться?
       В новой мастерской Лотрек взялся за портрет Поля Леклерка. 
"Подготовочка", - 
подмигивая, любил говорить он, принимаясь за какое-нибудь дело, будь то попытка 
соблазнить 
женщину или начало нового холста. Теперь "подготовочка" затягивалась. Леклерку 
пришлось в 
течение четырех или пяти недель приходить в мастерскую и неподвижно сидеть в 
одном из 
плетеных кресел. Лотрек, надвинув на глаза зеленую фетровую шляпу, "чтобы 
сконцентрировать 
свет и избежать теней" 1, садился за мольберт, изучал свою модель, клал на 
картон три-четыре 
мазка, напевая какую-нибудь игривую песенку, откладывал кисть и вставал: 
"Хватит!.. Погода 
слишком хороша!"
       И они вместе с Леклерком отправлялись по кафе 2.
       Навсегда ли кончилось время плодотворных поисков? Все длительные 
посещения "Ла 
сури" дали Лотреку лишь несколько сюжетов для литографий, среди которых меню, 
украшенное 
изображением бульдога мадам Пальмиры.
       Эта собачья морда вызвала у тридцатидвухлетнего Лотрека такой же восторг,
 как если бы 
он был мальчишкой. Да и вообще казалось, будто художник стремится вернуться к 
своему 
прошлому, вспоминает, каким он был когда-то. Он снова взялся за тему публичных 
домов, сделал 
на литографском камне портрет венки Элизы, обитательницы дома на улице Мулен. В 
этой 
литографии он достиг небывалой легкости. Вспомнил он и о "Мулен Руж", где не 
бывал уже 
много месяцев, и, использовав композицию одной из своих старых картин, 
изобразил на 
литографском камне сцену в этом кабаре.
       Впрочем, тоска и воспоминания перенесли Лотрека в еще более ранний 
период его жизни, 
в замок Боск, в сказочный мир детства и юности. Снова, как пятнадцать лет назад,
 он увлекся