работы, признавался даже, что не видывал такой искусной руки, но, так как он 
знал цену деньгам, 
он был в отчаянии, видя, как быстро я обогащаюсь. Мой предшественник, которого 
всегда ставили 
в пример новичкам, писал после длительной подготовки и тщательной разметки на 
квадраты. 
Когда патрон увидел, что я пишу свои фигуры прямо набело, у него просто дух 
занялся: "Вот 
беда, что ты так стремишься разбогатеть! Увидишь, ты в конце концов испортишь 
себе руку!" 
Когда же он наконец убедился, что придется отказаться от любезной его сердцу 
разметки на 
квадраты, он захотел снизить мне расценки. Но племянник посоветовал мне: "Не 
уступай! Без тебя 
здесь не могут обойтись!" 1"
           1 Воспоминания Ренуара, записанные Амбруазом Волларом.
       
       И все же это ремесло, как бы хорошо оно ни оплачивалось, не было целью 
Огюста. Его 
родители, которых очень беспокоило желание юноши поступить в Школу при Академии 

художеств, были бедны, он мог рассчитывать только на самого себя. Он это знал, 
ни от кого не 
ждал никакой помощи и благоразумно откладывал деньги (платили по тридцать 
франков за штору, 
а ему случалось расписывать по три шторы в день), чтобы скопить небольшую сумму,
 
на которую 
он смог бы прожить хотя бы год. "Я ходил посередине улицы, по ее немощеной 
части, чтобы 
подметки не стирались о камни".
       Это благоразумие в сочетании со спокойным мужеством было присуще натуре 
Огюста. 
Присуще настолько, что сам он не назвал бы это ни благоразумием, ни мужеством. 
Это было 
нечто само собой разумеющееся. Выспренние слова и позы были глубоко чужды 
Ренуару. Он, как 
всегда, следовал течению жизни, не спешил уйти из мастерской, но и не боялся 
избрать удел, к 
которому его влекли заветные стремления. И если бы один из старых знакомых 
Огюста по курсам 
на улице Пти-Карро, Эмиль Лапорт, посещавший частные занятия профессора 
Академии 
художеств Шарля Глейра, не стал его звать на эти занятия, наверняка Огюст еще 
некоторое время 
оставался бы у торговца шторами, ожидая, чтобы сама жизнь указала ему, куда 
идти...
       В начале 1862 года - Огюсту был тогда двадцать один год - он решился 
держать 
экзамены в Академию художеств. С успехом выдержав их, он 1 апреля был зачислен 
в 
Школу и 
записался в мастерскую Глейра.
       
II
ГРУППА
       
Великие движения в области искусства не 
зависят от воли людей. Они как бы вписаны в 
великую книгу истории человечества, подобно 
войнам и революциям, предтечами которых они 
и являются в силу своей способности 
предвосхищать будущее, и, как войнам и 
революциям, им присуще нечто биологическое.
Андре Лот
       
       Стройный, узкокостный, метр семьдесят шесть росту, худое, несколько 
удлиненное лицо, 
живые, подвижные светло-карие глаза и широкий, чуть выпуклый лоб - внешность 
человека 
нервного и впечатлительного. Именно так выглядел молодой Огюст Ренуар, когда 
его 
приняли на 
отделение живописи в Школу при Императорской Академии художеств. Он прошел по 
конкурсу 
шестьдесят восьмым среди восьмидесяти учеников, принятых одновременно с ним.
       В Школе он посещал вечерние курсы рисунка и анатомии. А днем работал 
либо 
в самой 
Школе с Глейром и другими преподавателями, такими, как, например, Синьоль, либо