был недавно 
избран мэром Трегёна, маленького местечка неподалеку от Понт-Авена. Но Эрнест 
не 
лелеял 
никаких честолюбивых планов. Страстно увлеченный поэзией и искусством, он с 
некоторого 
времени стал живописцем-любителем. Встреча с Гогеном перевернула его жизнь. 
"Поверенный? 
Да вы смеетесь! Вы - художник. Бросьте вашу юриспруденцию", - сказал ему Гоген 
*. С тех 
пор Шамайар следовал за ним по пятам.
       * Со слов Андре Сальмона.
       
       "У меня появился ученик, у которого дело пойдет: наша компания 
увеличивается", - 
писал Гоген Шуффу. Тем временем в Понт-Авен приехал Лаваль. И еще один новичок 
присоединился к группе Гогена - Анри Море 66, голубоглазый нормандец, рослый 
викинг, 
спокойный, скромный и рассудительный. Море жил у начальника порта Керлюена, 
Шамайар у 
почтовой чиновницы, которая приходилась ему теткой. Но столовались они в 
пансионе Глоанек 
вместе с Гогеном, Лавалем и еще одним или двумя импрессионистами.
       Друзьям Гогена подавали еду отдельно в маленьком зале. Отношения с 
"темными 
художниками", сидевшими за большим столом, были натянутыми. Обе стороны 
обменивались 
насмешками и оскорблениями. Споры часто переходили в ссоры. Гюстав де Мопассан 
выкрикивал 
угрозы. На одном из рисунков Гогена неизвестная рука сделала надпись: "Филиал 
Шарантона".
       Было совершенно очевидно, что Гогену нравится играть роль наставника: он 

не скрывал 
желания обращать других в свою веру. Ему нравилось руководить, советовать, а 
советовать тоже 
означало руководить. Ему доставляло удовольствие осуществлять над другими 
высшую 
форму 
власти - власть духа. В этом была для него высшая радость. Но люди, которыми он 

повелевал, 
давали ему также и душевное тепло. Благодаря им кончилось одиночество 
"гонимого", 
отвергнутого семьей человека. Признанное превосходство компенсировало неудачу в 

семейной 
жизни. "Ты коришь меня, что я тебе долго не отвечаю, - писал он Метте. - Но на 
что отвечать?.. 
Со времени Панамы от твоих редких писем веет ледяным холодом. Один человек 
здесь 
прочел 
недавно твое письмо (их можно показывать другим как деловые письма, не совершая 

нескромности) и, увидев, как оно кончается, спросил: "А сердечный привет после 
дождичка в 
четверг?". Рассказывая Метте о "симпатии", о "восхищении", какие ему выказывают,
 
он с 
горечью подытоживал свои давние обиды: "7 июня мне исполнилось сорок, но от 
моей 
семьи я 
еще не видел и десятой доли таких чувств". Вскоре, подарив Шуффу свое пальто на 

меху - 
память о былом благоденствии, - он скажет, что "покончил с франтовством". 
"Самоуважение и 
оправданное ощущение собственной силы - вот единственное утешение в этом мире. 
Что рента! 
В конце концов, ею пользуется большинство негодяев".
       В начале августа в Понт-Авен явился Эмиль Бернар, проживший три месяца в 

Сен-Бриаке. 
Он тоже вошел в группу. Гоген поспешил обеспечить ему место в маленьком зале 
пансиона 
Глоанек. Поселился Бернар у Керлюена, как и Море.
       После первой встречи в Понт-Авене Гоген и Бернар виделись много раз, но 
не всегда 
могли столковаться друг с другом *. Бернар не забыл, как плохо встретил его 
здесь же, в Понт-