|
удавалось, хотя
просил он за них смехотворно мало. Он тщетно тратил силы и время в поисках
любителей. "Дела
мои обстоят самым жалким образом, - писал он зимой этого года Теодору Дюре 22.
-
Скоро я
состарюсь, зрение мое ослабнет, а я продвинусь не дальше, чем двадцать лет
назад". Но это не
мешало Писсарро по-прежнему осуждать Гийомена и утверждать, что, доведись ему
начать
сначала, он, не колеблясь бы, бросил все". Гоген, как видно, старался помочь
Писсарро и приобрел
несколько его картин. Писсарро в свою очередь внушал Гогену, что он, биржевой
спекулянт,
вообще должен делать ставку на неизбежный успех импрессионистов в будущем.
В Понтуазе или поблизости от него, в Они, Гоген бок о бок со своим
другом
писал
пейзажи. Поощрение Писсарро подбадривало его, укрепляло веру в свои силы, и
Гоген решил на
ближайшей выставке импрессионистов дебютировать уже всерьез, послав на нее
несколько работ.
Эта пятая по счету выставка, продолжавшаяся с 1 по 30 апреля 1880 года,
была устроена на
антресолях дома номер 10 по улице Пирамид. Читая отпечатанные красным по
зеленому фону
афиши, в которых было объявлено об открытии выставки и перечислены имена
участников, нельзя
было не заметить отсутствия многих имен. И в самом деле, группу новаторов
раздирали
бесконечные распри. Некоторые художники, вроде Ренуара и Моне, покинув своих
товарищей,
намеревались выставиться в официальном Салоне. Надо полагать, что участие
Гогена
- он послал
на выставку семь полотен и мраморный бюст - не способствовало укреплению
взаимопонимания. И впрямь, несколько недель спустя Клод Моне заявил одному из
сотрудников
"Ви модерн": "Я импрессионист, но теперь очень редко встречаюсь с моими
собратьями по
группе. Наш маленький храм стал банальной школой, открывающей свои двери
первому
встречному мазиле".
"Первый встречный мазила"! Если верно, что эти слова относились к Гогену
- а такое
мнение существовало, - то они были жестоки. Во всяком случае, работ биржевого
маклера никто
не заметил. Непримиримый противник Мане, критик газеты "Фигаро" Альбер Вольф -
Гоген
прозвал его "крокодилом", - не удостоил их даже намеком в своей статье о
"скоплении
бездарностей", какими, на его взгляд, являлись художники, выставившие свои
работы на улице
Пирамид. Печальный итог! Но не заслужил ли его биржевой маклер? Будь у него
больше досуга,
чтобы писать, углублять свои поиски, дать жизнь тому, что шевелится в нем... Но
биржа!
Гоген играл на бирже и выигрывал - выигрывал с неизменным успехом.
Десять
тысяч
франков, двадцать пять тысяч, тридцать тысяч... За последние месяцы он к
изумлению и
восхищению Шуффенекера заработал сорок тысяч франков золотом *.
Воспользовавшись
этим,
Гоген перебрался в новую квартиру (художник Жоббе-Дюваль, член парижского
муниципалитета,
сдал Гогену в районе Вожирар, на улице Карсель, 8 роскошный павильон, при
котором была
просторная мастерская, выходившая в громадный сад).
На гребне успеха биржевой маклер меньше чем когда-либо считался с
расходами. Он
беспечно засадил свой сад розами редких сортов и, уступив давнему желанию,
увешал стены дома
целой коллекцией картин: в несколько приемов он истратил на картины пятнадцать
тысяч
франков **.
* Около 100 тысяч новых франков.
|
|