живописи, что снова, в 
который раз, почувствовал себя один на один с самим собой, со своей судьбой 
человека, которого 
куда-то звали далекие голоса.
       Пока Метте занималась хозяйством (вернувшись из Копенгагена, она наняла 
служанку - 
Жюстину), маленьким Эмилем и примеркой у портних, Гоген заполнял колонки цифр в 

конторе 
биржевого маклера или стоял с мольбертом на берегах Сены.
       С зимнего неба, низкого и унылого, лился свинцовый, зеленоватый свет. 
Гоген писал 
заснеженные набережные, холодную реку, по которой вверх и вниз плывут баржи. 
Безрадостный 
вид *.
       Сомневаясь в себе и словно бы желая получить подтверждение, что его 
усилия не совсем 
напрасны, Гоген решил втайне от всех (ни Метте, ни Шуфф не знали о его планах) 
попытать 
счастья в Салоне 1876 года. Когда наступил срок представления картин, он послал 

в жюри "Лес в 
Вирофле".
       Жюри 1876 года, злобно ненавидевшее Эдуарда Мане 16, художника, 
возбуждавшего в ту 
пору наиболее жаркие споры, отвергло две картины, представленные этим 
знаменитым 
и гонимым 
автором, но приняло "Лес", написанный каким-то незнакомцем.
       "Г-н Поль Гоген... подает большие надежды", - писал один из критиков **.
       * Написанная в 1875 году картина, о которой здесь идет речь, называется 
"Сена у Иенского моста" 
и в настоящее время находится в Лувре.
       ** Шарль Ириат в "Газет де боз-ар".
       
*
       Гоген не разделял мнение жюри о Мане. Мане был художником, которого в 
эту 
пору своей 
жизни он считал, пожалуй, наиболее интересным. Он внимательно изучал его 
картины.
       Гоген продвигался вслепую. Целый мир форм, красок, чувств бушевал в нем, 

а он не мог 
его уловить. Зыбкий мир, таинственный, как туманности, в которых нарождаются 
еще 
не 
оформившиеся мириады звезд, чья молочная расплывчатая масса переливается в 
пространстве. 
Этот мир давил на него. Под влиянием Мане Гоген писал картину за картиной, в 
частности 
натюрморты. Посвящая живописи все свободное время, он ощупью, неуверенно искал 
свою 
дорогу. Принадлежа к породе бессонных душ, он часто за полночь бился над каким-
нибудь 
начатым этюдом и отрывался от него против воли с тяжелым, гнетущим чувством 
недовольства 
собой.
       Эта ночная работа совершенно не отражалась на профессиональной жизни 
Гогена. Каждое 
утро с безукоризненной точностью Гоген отправлялся к зданию на улице Лаффит, 
где 
на третьем 
этаже находилась контора маклера - нового маклера Галишона, которому Бертен 
передал свое 
дело. Так же тщательно и методично, как прежде, Гоген выполнял свою работу, 
заполняя приказы 
и бордеро * своим четким, округлым, без завитушек почерком. Под его пером то и 
дело возникали 
названия далеких стран. Названия, перед обаянием которых не могли устоять 
многие 
биржевые 
спекулянты. Люди белой расы покрывали всю планету своими предприятиями, иногда 
совершенно дутыми, вроде пресловутых калифорнийских золотых приисков, которые 
за 
четверть 
века вызвали к жизни три, а то и четыре сотни финансовых обществ с 
многообещающими 
названиями и разоряли вкладчиков, плененных химерами. Биржа тоже была своего 
рода мечтой.