Приезд мужа нарушил покой датчанки. После их последней встречи, перед 
отъездом 
Гогена в Панаму, Метте полностью ушла в свою собственную жизнь. Она 
безоговорочно 
вычеркнула из нее Гогена. "Я так редко пишу ему, а думаю о нем еще реже". И вот 

Поль должен 
был приехать. Она заранее испытывала смятение, тем более что мать настойчиво 
предостерегала 
ее: "Что будет с тобой, дорогое мое дитя, если господь вдруг снова благословит 
твой союз?" 
Метте мечтала только об одном, чтобы недельное пребывание Гогена в Копенгагене 
кончилось 
как можно скорее и прошло спокойно.
       На другой день после распродажи картин Гоген поспешил сообщить Метте: 
"Моральный 
успех огромный, и думаю, что он скоро принесет плоды". На гребне этого успеха 
Гоген и поехал в 
Копенгаген.
       Вопреки тому, что ему говорила Метте, их жизни не разбиты, считал Гоген. 

Его жена ведет 
себя с ним очень сдержанно, она холодна, но он не теряет надежды ее вернуть. "Я 

любил тебя 
одну, люблю и сейчас, хотя и безответно". Он послушно, как обещал и как она 
просила, 
остановился в гостинице - отеле Дагмар, на Хальмторвет, 12. Таким образом, 
поцелуи не будут 
"грозить" супругам "опасностью". Общими у них будут только трапезы. "Напрасно 
твоя семья 
восстанавливает тебя против меня". Гоген догадывался обо всем, что говорилось 
на 
его счет в 
семье Гад - он читал это в глазах своих детей. Их отец "психопат", "преступный 
эгоист", 
впоследствии им придется за него "краснеть".
       Гоген защищался. "Я понимаю, что ты несешь тяжелое бремя, но надеюсь, 
что 
в один 
прекрасный день я полностью возложу его на себя. Наступит день, когда твои дети 

смогут где 
угодно и перед кем угодно назвать имя своего отца, которое послужит им к чести 
и 
поддержке". 
Метте должна верить в него. Наметившийся успех скоро утвердится окончательно, в 

особенности 
после того, как он три года проживет в Океании. Последняя продажа принесла ему 
вдвое больше 
денег, чем все холсты, рисунки и керамические работы, которые он продал за 
предшествующие 
годы. Разве это не показательно? Гоген знает, что говорит, он подвел баланс. 
"Живопись - это 
наш якорь спасения и, как тебе известно, другого я не вижу, да и не хочу". 
Статья Мирбо вовсе не 
"смехотворное преувеличение", как утверждает семья Гад. "Увидишь, через три 
года 
я выиграю 
битву, и это позволит нам с тобой зажить, не зная лишений. Ты будешь отдыхать, 
а 
я работать. И, 
может, когда-нибудь ты поймешь, какого отца ты дала своим детям... А когда мы 
оба поседеем, 
пусть страсть будет уже не для нас, но мы вступим в полосу покоя и духовного 
счастья". Метте не 
должна терять терпения. "Я горжусь моим именем и надеюсь - даже уверен, - что 
ты 
не 
запятнаешь его...". Гогену смутно почудилась рядом с женой фигура мужчины. О, 
само собой, с 
этим "блестящим" капитаном Метте могла "согрешить только в мыслях". "Я могу 
ревновать, но 
не имею права говорить об этом... Я понимаю, что молодая женщина, которая 
проводит годы 
молодости вдали от мужа, может испытывать минуты влечения, и плотского и 
сердечного. Но чего 
ты хочешь? Не моя вина, что я родился в эпоху, столь неблагоприятную для 
художников...".