тогда, когда его творчество "в котором чувствуются самые разные влияния, 
сложится и 
приобретет индивидуальность". "Орье придется долго ждать", - смеялся Гоген. 
Художник из Ле 
Пульдю, который прежде, как и Ван Гог, критиковал Бернара, однако всячески его 
щадя, теперь 
уже не стеснялся в выражениях по адресу своего недруга: "Увидите, он пойдет по 
стопам 
Бенжамена Констана" 99 - в устах Гогена это сравнение с академическим 
художником 
было 
самым большим оскорблением *.
       * "Господин Бернар в точности выполнил обещание, данное от его имени", - 

писал тринадцать лет 
спустя Шарль Морис ("Меркюр де Франс", февраль 1904 года).
       
       Статья Орье явилась подлинным манифестом символизма в живописи, который 
критик 
решительно противопоставлял импрессионизму - "этой разновидности реализма".
       "Произведение искусства, - писал Орье, - должно быть:
       1) идейным, поскольку его единственной целью должно быть выражение Идеи;
       2) символическим, поскольку оно должно выражать эту идею посредством 
определенных 
форм;
       3) синтетическим, поскольку эти формы, эти знаки должны носить 
обобщенный 
характер;
       4) субъективным, поскольку объект в искусстве никогда не должен 
рассматриваться как 
объект, а как знак Идеи, через него выраженной;
       5) и следовательно, декоративным, потому что собственно декоративное 
искусство, как его 
понимали египтяне и, весьма вероятно, греки и примитивные народы, есть не что 
иное, как 
искусство, одновременно субъективное, синтетическое, символическое и идейное.
       Но художник, наделенный перечисленными талантами, останется всего лишь 
ученым, если 
он не будет обладать даром эмоциональности... Той великой, драгоценной и 
трансцендентальной 
эмоциональности, которая пробуждает в душе трепет перед зыбкой драмой 
абстракций".
       Этот манифест навлек на Гогена открытую и на сей раз бесповоротную 
вражду 
Писсарро. 
Художник-социалист упрекал своего бывшего ученика в том, что он не прилагает 
свой синтез к 
современной философии, которая, по мнению Писсарро, была насквозь "социальной, 
антиавторитарной и антимистической". Он разоблачал Гогена как "ловкача, 
почуявшего возврат 
реакционной буржуазии". "Уже давно я вижу, как наступает этот ярый враг бедняка 

и 
труженика,- в негодовании писал Писсарро сыну Люсьену. - Но этот возврат всего 
лишь 
последний, предсмертный хрип! Импрессионисты на верном пути, их искусство 
здоровое, оно 
основано на ощущениях и оно честное".
       
*
       В новой квартире Метте на улице Виммельскафтет, 47 Гоген молча 
разглядывает своих 
детей.
       Волосы Метте начали седеть. Время бежит быстро. Прошло почти шесть лет, 
с 
тех пор как 
Гоген в 1885 году уехал из Копенгагена. Маленький Пола был тогда крошкой - 
теперь ему семь 
лет. Эмилю шестнадцать с половиной, Алине четырнадцать, Кловису около 
двенадцати, Жану 
десять...
       Дети тоже молча смотрят на Гогена. На этого чужака, которого называют их 

отцом, - его 
облик, повадки, речь кажутся им странными. Самые младшие кроме "здравствуй" не 
знают по-
французски ни слова.
       Художник приехал в Копенгаген утром 7 марта. Метте встречала его на 
вокзале вместе с 
Эмилем и Алиной.