Шуффа единственным, что у него было, то есть своими произведениями - живописью 
и 
керамикой, - Гоген был убежден, что ведет себя с ним самым дружеским образом, 
хотя на самом 
деле зачастую держался откровенно оскорбительно.
       Шуфф любил с важным и ученым видом бесконечно рассуждать о живописи 
перед 
своими 
друзьями, молодыми художниками. Гоген садился в сторонке, в углу мастерской, и 
мрачно курил, 
покачивая головой и бормоча: "Вот болван!"
       Однажды Тео Ван Гог пришел посмотреть последние работы Гогена - Гоген 
заперся с 
ним в мастерской, захлопнув дверь перед носом Шуффа.
       Не удивительно, что, несмотря на всю свою кротость, добряк Шуфф часто не 

мог сдержать 
раздражения! Гоген пытался уговорить его вместе поехать в дальние страны. В 
самом деле, Шуфф 
недавно выгодно ликвидировал мастерскую по производству накладного золота, 
которую основал 
около десяти лет назад. Гоген предлагал ему часть вырученной им суммы в 
семьдесят пять тысяч 
франков вложить в будущую мастерскую в тропиках. Но, несмотря на то, что Шуфф 
восхищался 
Гогеном и завидовал "гению", который подчинял его своей власти и заставлял все 
сносить, он ни 
на минуту не увлекся экзотическими мечтами друга. Свой капитал он решил вложить 

в 
строительство шестиэтажного дома на улице Патюрль, неподалеку от своего жилья. 
Гоген качал 
головой. Дурацкий план, до нелепости буржуазный: "Будем надеяться, что вы в нем 

не 
раскаетесь!"
       Настроение у Гогена было самое тяжелое. Его хлопоты в Министерстве 
колоний успехом 
не увенчались. Поездка в Тонкин срывалась. Надежды рушились. В сорок два года 
он 
чувствовал 
себя стариком.
       "Все средства исчерпаны", - писал он. "Бесполезно продолжать борьбу без 
единого 
козыря на руках". Чтобы заработать немного денег, он согласился выправлять 
работы учеников в 
одной из мастерских Монпарнаса - академии Витти, но вскоре отказался от этого 
заработка, 
настолько его раздражало то, чему учили в академии. Париж, Европа вызывали у 
него отвращение. 
Набросив на плечи свой широкополый плащ, он бродил по улицам в мрачной 
меланхолии. В марте 
в Салоне независимых на него произвели огромное впечатление присланные на 
выставку Тео Ван 
Гогом десять картин его брата, о котором еще в январе Орье опубликовал большую 
статью в 
первом номере нового журнала "Меркюр де Франс". По мнению Гогена, картины 
Винсента были 
"гвоздем выставки". Раза два он заходил на бульваре Монпарнас в мастерскую Поля 

Рансона, 
"храм братьев Наби", где они собирались по субботам. Но выставки и встречи лишь 

ненадолго 
отвлекали Гогена от навязчивой мысли - уехать. Он не работал или работал совсем 

мало. На что 
ему решиться? Он уже думал было вернуться в Бретань, когда в мае "на горизонте 
забрезжил свет, 
развеявший сгустившиеся тучи".
       Сослуживец Шуффа по лицею Мишле, Луи Руа, за год до этого выставлявшийся 

у 
Вольпини, познакомил Гогена с неким Шарлопеном, врачом и одновременно 
изобретателем. В эту 
пору Шарлопен как раз вел переговоры о продаже одного из своих патентов и 
рассчитывал 
получить через месяц, самое большее через полтора, крупную сумму. Шарлопен 
пообещал Гогену, 
что поможет ему уехать. Как только он получит деньги, Шарлопен купит у