своих пороков". Но на все уговоры Винсента Син ничего не могла ответить толком. 

"Да, да, - 
твердила она, - я равнодушна и ленива, и такой я была всегда, тут уж ничего не 
поделаешь" 
или того хуже: "Ну, да, я шлюха, другого пути у меня нет - разве что утопиться".
 
Потрясенный Винсент узнал, что по совету матери Син пыталась даже устроиться в 
публичный 
дом.
     "Ей и вправду совсем нельзя доверять", - говорил удрученный Винсент. Он 
решил 
покинуть Гаагу. Мог ли он поступить иначе? "Я должен продвигаться вперед, а не 
то я сам 
пойду ко дну, не принеся ей никакой пользы. Но дети, которых я люблю!...Мне не 
так уж 
много удалось для них сделать, но если бы только эта женщина захотела!... Я не 
стану с этим 
тянуть, я должен во что бы то ни стало идти вперед!"
     Вперед, несмотря ни на что! Вперед!
     Вот уже Винсенту исполнилось тридцать лет. Три года прошло с тех пор, как 
он начал 
рисовать, два года - как он отправился за советом к Мауве, и ровно год - с того 

дня, как он 
всерьез взялся за живопись. Как художник он жил последние полтора года 
чрезвычайно 
насыщенной и напряженной жизнью. Он основательно овладел рисунком, перспективой 

и 
движением - этими главными элементами его искусства, определявшими своеобразие 
его 
мастерства. Все вопросы, которые не давали ему покоя в минувшем году, 
разрешились сами 
собой. Теперь он знал, что картину нужно строить на объемах, знал, что форма и 
цвет 
неразрывно связаны друг с другом. "Думаю, - писал он брату, - что в жизни 
каждого 
художника неизбежен период исканий, и мне кажется, что я уже довольно давно 
миновал эту 
стадию. Вообще я медленно, но верно продвигаюсь вперед".
     Винсент готовился покинуть Гаагу, где ему стало невмоготу, ради суровых, 
диких красок 
провинции Дренте, о которой ему несколькими месяцами раньше рассказывал Ван 
Раппард. В 
августе он написал "Дерево, исхлестанное ветром", символически отобразив в нем 
свою 
судьбу; Винсент сознавал свою участь, проницательно оценивая окружающий мир и 
собственную личность. "Что касается времени, которое осталось мне для работы, - 

говорил 
Винсент Ван Гог в письме к брату, которое теперь представляется нам пророческим,
 
- я 
полагаю, что мое тело выдержит еще сколько-то лет, скажем от шести до десяти... 

Я не 
намерен щадить себя, избегать волнений и трудностей, мне довольно безразлично, 
сколько я 
проживу... Одно только я знаю твердо - я должен за несколько лет выполнить 
определенную 
работу. Я нужен миру лишь постольку, поскольку я должен рассчитаться со своим 
долгом и 
выполнить свою задачу, коль скоро я тридцать лет в нем скитался. В 
благодарность 
за это я 
оставлю по себе память - в виде рисунков или картин, которые могут не 
понравиться 
отдельным группам или школам, но зато полных искреннего человеческого чувства. 
Вот 
почему, - заключает Винсент, - я рассматриваю эту работу как самоцель..."  .
     
III. ПРИЗРАЧНЫЕ ДЕРЕВНИ
     
    Равнины, да, равнины,
    Как ненависть, бесцветны и ровны,
    Равнины, бесконечно холодны,
    Край белых солнц, бескровных, точно голод,
    Где стоном ветра небосвод проколот,
    Где по реке, что прячется вдали,