возвратился в 
Гаагу, "воодушевленный" встречей с другом, полный новых замыслов, к тому же Ван 

Раппард 
ссудил ему немного денег. Винсент вновь обрел былую энергию. В эти майские дни 
по утрам 
он, как и прежде, с четырех часов принимался за работу, выполняя крупные 
композиции, рисуя 
"Торфяники в дюнах" (на листе размером один метр на пятьдесят сантиметров), 
"Песочницу", 
"Мусорную свалку" и "Угольную кучу" на территории Рейнского вокзала, которая 
была видна 
из его окна... Но, без устали рисуя, он так же без устали читал Диккенса 
("Повесть о двух 
городах"), Гюго ("Отверженные" и "Девяносто третий год"), Золя ("Что мне 
ненавистно") и 
другие книги, вызывавшие у него множество мыслей, которые он тут же излагал в 
своих 
письмах друзьям.
     Винсент страстно стремился передать движение, поскольку движение и жизнь - 

одно и 
то же, и до последнего времени это было главной его заботой. Наброски, эскизы, 
рисунки 
следовали один за другим в молниеносном темпе. Винсент бродил по деревням, 
рисовал 
крестьян, которые работали в поле, жгли сорняк, перетаскивали мешки или возили 
тачки. В 
седьмой, а не то и в восьмой раз он рисовал фигуру сеятеля. "И теперь, - 
победоносно 
сообщил Винсент Ван Раппарду, - он встал на свое место".
     Да, это победа! Но победа, купленная дорогой ценой! Силы Винсента на 
исходе. 
Голодание, на которое обрекла его своим поведением Син, с каждым днем 
опускавшаяся все 
ниже, и изнурительный труд окончательно подорвали его здоровье; силы покинули 
его. Он с 
трудом добирался от своей мастерской до почты. С отчаянием убеждался он в своей 

немощи. 
Тело больше не слушалось его. "Я совершенно ясно и отчетливо вижу, как 
сказывается мое 
состояние на работе, и с тревогой спрашиваю себя: что же дальше?" Он больше не 
в 
силах 
нести свой крест. Опустив руки, он обратился к Тео с отчаянной мольбой: 
"Постарайся 
приехать как можно скорее, брат, потому что я не знаю, как долго еще смогу 
продержаться. Я 
слишком измучен, я чувствую, что рухну под этой ношей".
     * * *
     Связь с Син отныне шла к концу. На этот раз Тео добился того, чего не смог 

добиться в 
прошлом году. Ему удалось уговорить брата расстаться с Син, только что родившей 

в 
лейденской больнице шестого ребенка .
     Как тяжко далось это решение Винсенту с его страждущей, чуткой душой! Но 
мыслимо 
ли опуститься еще ниже? С Син он погрузился в пучину ада, того ада милосердия - 

caritas, чей 
губительный отблеск освещал его творения. Его физические силы на исходе. Месяц 
за месяцем, 
день за днем он щедро тратил свои душевные силы. С отчаянием в сердце Винсент 
понял, что 
из двух видов добра он должен выбрать какой-нибудь один: или обманчивую 
видимость 
семейной жизни, или ту всеобъемлющую любовь, ту чистую страсть, которая озаряет 

его 
творчество. И Винсент выбрал свое искусство, которое так ценил его брат за 
"могучее 
воображение и зоркое видение". Иного выбора для него быть не могло.
     И все же после отъезда Тео он предпринял последнюю попытку спасти свое 
жалкое 
семейное счастье. "Син, исправься, - говорил он, - Син, веди себя разумно. Син, 

откажись от