которого 
переполняла доброта, не мог совершить чуда - таких людей, как Син, не 
переделаешь. Она 
жила, как привыкла жить. Скудные средства Винсента, единственным источником 
которых 
были денежные переводы, регулярно поступавшие от Тео, Син растрачивала на вино 
и 
сигареты. Она пила, курила, сплевывала и бранилась, даже перестала 
присматривать 
за 
ребенком; возвращаясь домой, Винсент был вынужден сам кормить малыша кашей. Он 
не 
жаловался, несмотря ни на что, прощал Син ее выходки и все же глубоко страдал. 
Он самый 
обездоленный из всех людей на свете. Нет никакой радости в его жизни, кроме 
этого младенца 
в люльке, один он скрашивает его унылые дни, словно "луч солнца". Конечно, он 
желал бы 
иметь хоть какой-нибудь заработок - он даже подумывал о литографии, полагая, 
что 
людям из 
народа было бы приятно украсить свои жилища репродукциями, которые можно было 
бы 
купить по дешевке, не выше десяти центов за штуку. В этих целях он нарисовал на 

камне 
силуэты землекопов и людей, пьющих кофе, затем возвратился к своим прежним 
работам, 
таким, как "Скорбь" ("Sorrow"), для которой позировала Син, и "Горюющий старик" 

("Worn 
Out") - "старик рабочий сидит, в задумчивости, уронив на руки голову (на этот 
раз лысую), 
упершись локтями в колени". Увидев эти рисунки, художник Ван дер Вееле 
посоветовал 
Винсенту приняться за крупные композиции. Но Винсент ответил, что для этого еще 

не настало 
время. Вопреки всем препонам, вопреки страшной нищете он продолжал идти своим 
путем, 
убежденный, что ему нечего и не от кого ждать. Торговцы интересуются только тем,
 
что легко 
продать, - pleasing saleable: "они потакают самым худшим, самым примитивным 
склонностям 
публики и воспитывают дурной вкус". Успехом у него на родине пользовались лишь 
омерзительные "декаденты". Тщетно стал бы он искать сочувствия у толпы. "Мы не 
должны 
тешить себя иллюзиями, - писал Винсент Ван Раппарду, - а, напротив, 
приготовиться к тому, 
что нигде не встретим понимания, что нас станут презирать и травить, но, 
несмотря на все это, 
мы обязаны сохранить мужество и энтузиазм". Правдивость, абсолютная искренность 

- вот 
единственное, к чему надо стремиться.
     Энтузиазм? Никто другой на месте Винсента не мог бы испытывать это чувство.
 
Приезд 
отца заставил его окончательно осознать, в какую пропасть увлекла его Син. Ни 
единого упрека 
не вымолвил пастор, а лишь удивленно и грустно молчал, но этот немой укор был 
для Винсента 
хуже всякой брани. Он уже понимал, что ему не спасти Син. Но какое дело святому 

до 
очевидных фактов? "Я по-прежнему думаю, - говорил Винсент, - что нельзя 
оставить 
женщину, если она мать и покинута всеми".
     Он жил впроголодь. Все, что не успевала промотать Син, он тратил на свое 
искусство, 
нанимая за плату натурщиков, предпочитая голодать, лишь бы не замедлить работу. 

Заведомо 
принося себя в жертву искусству, сознавая весь риск этой беззаветной жертвы, но 

не желая 
знать ничего, кроме велений искусства, он как-то сказал своему брату 
пророческие 
слова: "Во