принимают, печатают, хотя своим идеализмом, слегка окрашенным религиозностью, 
они очень не понравились редактору, двадцатипятилетнему властному вандейцу, у 
которого резкие движения, повелительный тон и на первом месте дела, а не слова. 

Имя этого вандейца - Жорж Клемансо. "Продержись газета хоть немного, - думает 
Золя, - я бы сделал в ней первые шаги на пути к известности". Но "Ле Травай" 
находится под надзором полиции, а та только и ждет случая, чтобы начать 
преследование.

Золя надеется не сегодня-завтра получить приглашение от фирмы Ашетт. Его 
рекомендовал туда старинный друг его отца, г-н Будэ, член Академии медицинских 
наук. Фирма, как назло, не торопится. 1 января 1862 года г-н Будэ просит Золя 
не 
в службу, а в дружбу разнести во все концы Парижа его новогодние поздравления. 
Замаскированное подаяние: Золя заработал на этом луидор. С Байлем они видятся 
неизменно по воскресеньям и средам ("мы отнюдь не смеемся"), с ним Золя говорит 

о прошлом, о будущем и, разумеется, время от времени, и довольно часто, о 
Сезанне. Золя никогда не представлял себе, что Поль так быстро падет духом, 
бросит все, едва споткнется о первый камень. Какое малодушие! Борьбе и славе 
Сезанн предпочел легкий, торный путь; предпочел пошлое благоразумие.

Потом вдруг в январе приходит письмо от Сезанна: он думает в ближайшее время, 
приблизительно в марте, вернуться в Париж; он снова рьяно взялся за живопись. 
"Дорогой мой Поль, - не откладывая, отвечает ему Золя, - давно не писал я тебе, 

а почему, и сам не знаю. Нашей дружбе Париж не на пользу; быть может, ей, чтобы 

весело жить, нужно солнце Прованса? По какому-то злополучному недоразумению, 
конечно, в наших с тобой отношениях появился холодок... Ничего, я по-прежнему 
считаю тебя своим другом и знаю, ты веришь мне и по-прежнему уважаешь меня... 
Однако пишу это письмо не для объяснений. Хочу лишь дружески ответить на твое 
послание и немного поболтать с тобой, так, как если бы ты никогда не приезжал в 

Париж".

Всю раннюю провансальскую весну Сезанн работает. Он чувствует, что переродился 
с 
тех пор, как снова взялся за кисть. Сезанн мог бы, уподобясь Золя, сказать, что 

в испытаниях вырос, что стал лучше видеть и лучше слышать. Теперь только он 
постигает истинную сущность своей натуры, понимает, что ему свойственно 
непостоянство, потребность в перемене, и она, эта потребность, вечно движет им 
и 
гонит его с места на место. Сегодня в Эксе его преследует мысль о Париже; 
завтра 
- Сезанн это отлично знает, - едва ступив ногою в Париж, он будет, в свою 
очередь, одержим мыслью об Эксе. "Место перемените, а лучше вам не станет", - 
гласит "Подражание Христу"[44 - Единственная в своем роде религиозная книга, 
написанная классической латынью, очень сильным и своеобразным стилем. (Прим. 
перев.)]. Нетерпеливый терпеливо присматривается к себе. Ему нужен Экс, ему 
нужен Париж, ему нужны оба эти города, только чередуя их, он сможет погасить 
раздражительность, сможет освободиться от внутренней неудовлетворенности. Он 
сделает этот ритм законом своей жизни. Наученный опытом, он превратит эту 
слабость в силу.

Вопреки своему намерению Сезанн в марте все же не встречается с Золя. Возможно, 

он решил подождать, пока окончательно не сломит, не переборет в себе темную 
силу. Впрочем, Золя сам рассчитывает приехать этим летом на несколько дней в 
Экс. В феврале он, наконец, поступает к Ашетту - на первых порах упаковщиком в 
экспедицию, но достоинства его не остаются незамеченными, и его переводят в 
отдел рекламы. Несмотря на такой шаг вперед, Золя все же вздыхает по утраченной 

свободе. Но как бы то ни было, он начинает приходить в себя. И только еще 
лихорадочнее пишет, пишет все вечера, все воскресные и праздничные дни, пишет 
не 
разгибаясь, не отходя от стола.

Летят недели. Приходит лето. И вот трое неразлучных снова собрались в Эксе. 
Сезанн пишет "Вид на Инфернетскую плотину". Золя редактирует первые страницы 
книги "Исповедь Клода" - повесть о несчастной любви, - горькую, жестокую 
повесть, пронизанную воспоминаниями о недавно пережитой нужде. Но все миновало, 

все позади. Вперед! Смелее! Будущее снова улыбается и многое сулит. "Вернулась 
бодрость, я верю и надеюсь!" - восклицает Золя.

Приехав в сентябре в Париж, Золя снова начинает строить планы. Он одобряет 
желание Сезанна делить свое время между Эксом и Парижем. "Я полагаю, - пишет 
Золя Сезанну, - что это именно тот способ, которым можно избавиться от влияния