|
борьбы. Когда я вижу, как вы склоняетесь к мысли, что мы, все трое, глупы и
бездарны, я спрашиваю себя, не обуяла ли меня гордыня, вправе ли я еще верить в
себя и стремиться к тому, что вы считаете безнадежным. Каким злополучным ветром
подуло на нас? Для того ли мы боролись, чтобы отчаяться в победе, и неужели же
нам придется отступить, еще не сделав шага вперед? Говорю вам, у вас нет
мужества, и с вами я и сам перестаю быть мужественным; не в пример вам, я не
отрекся от своей юности, не распростился с мечтами о славе; я все еще тверд, а
между тем из всех троих я самый несчастный и самый стесненный в средствах".
В августе -приятная неожиданность! - Сезанн, вернувшись из Маркуси, бросается
на
шею Золя. Теперь они ежедневно проводят по шесть часов вместе. По правде говоря,
Золя не без тревоги наслаждается обществом друга. И действительно, никогда еще
у
Сезанна не было такого неустойчивого настроения. Он то заладит петь с утра до
вечера один и тот же дурацкий куплет; то вдруг потемнеет, как туча, и все
твердит: "Хочу немедленно уехать в Экс". Такая мысль ни на миг не покидает его,
хотя он и виду не подает; но она гложет его, и от Золя это не ускользает. Стоит
лишь парижскому небу нахмуриться, как Сезанн тут же мрачнеет от тоски по своему
далекому Провансу и начинает недовольно фыркать. Блуждающим взглядом смотрит он
на свое полотно или рисунок, руки у него опускаются, и в нем растет заглохшее
было дикое искушение бросить палитру, кисти и вернуться в свой тихий городок,
стать там лавочником, приказчиком, кем угодно, лишь бы бежать, вырвать из
сердца
свое нелепое желание и вновь обрести покой. Золя огорчен, он упорно старается
переубедить Сезанна, внушить ему, что он сделает непоправимую глупость, если
уедет обратно в Экс.
"Когда будешь писать Полю, - советует Золя Байлю, которому не сегодня-завтра
предстоит держать вступительный экзамен в Политехническую школу, - не забудь
напомнить ему, что близится день нашей встречи, и распиши ее в самых радужных
красках; это единственный способ удержать его в Париже". Но сумеет ли Золя
добиться своего, даже с помощью Байля? Кто-кто, а сам Золя в этом сильно
сомневается. Два раза уже порывался Поль сложить чемоданы. Только красноречивые
увещевания Эмиля останавливали его на полпути, и он снова принимался за работу.
Но насколько его хватит?
Стараясь в последний раз удержать друга, Золя пускается на хитрость: он
предлагает Сезанну закончить его, Золя, портрет. Сезанн с радостью хватается за
эту мысль. Увы! Радость его быстро угасает. Ничто в этом портрете не нравится
Сезанну. Ничто! Злой, недовольный, он пишет и переписывает его. Случается, что
во время сеанса - Золя позирует на редкость терпеливо, он нем и недвижим, "как
сфинкс", - кто-то из знакомых Сезанна робко постучится к нему в дверь. Сезанн
смотрит букой и продолжает как ни в чем не бывало работать, только кисти еще
яростнее ходят в его руках; непрошеный гость тут же исчезает. Нет, дело
решительно не идет! И никогда не пойдет, никогда! Ну, так вот, пусть Золя еще
один раз попозирует ему напоследок, и больше чтоб не было никаких разговоров об
этом портрете. К черту живопись!
На другой день Золя приходит в назначенный час к Сезанну и застает того в
хлопотах. Посреди комнаты стоит раскрытый чемодан, а Поль как бешеный носится
вокруг него, опорожняя ящики, опрокидывая все вверх дном, как попало запихивая
вещи в чемодан. "Завтра еду", - бросает он на ходу. "А мой портрет!" -
восклицает Золя. "Твой портрет я только что порвал, - отвечает Сезанн. -
Сегодня
утром я хотел было его немного прописать, но так как он становился все хуже и
хуже, я уничтожил его и уезжаю".
Золя не произносит ни слова. К чему теперь слова?
Друзья идут вместе завтракать. Сезанн успокаивается, обещает остаться. Но Золя
изверился. Не уедет Сезанн на этой неделе, уедет на следующей. Теперь Золя в
этом убежден. "И я даже думаю, что он правильно сделает", - пишет он Байлю.
Золя
проиграл. "Очень может быть, что у Поля талант великого художника, но у него
нет
таланта стать им", - приходит он к грустному выводу. Сезанну никогда не быть
Сезанном.
|
|