роду написано умереть там в 1818 году, преуспев ни больше и ни меньше, чем 
преуспел любой из его родственников. Он оставил после себя двадцатилетнего сына 

Луи-Огюста Сезанна, того самого, о ком и ведется речь.

Луи-Огюст родился в Сен-Закари в эпоху Директории, 10 мессидора, год VI (28 
июня 
1798 года) хилым, тщедушным ребенком. Однако с возрастом он поздоровел, а к 
тому 
времени, как скончался его отец, превратился в крепко сбитого парня, в котором 
жизнь кипела ключом. Невероятно честолюбивый, он рассудил, что в местечке Сен-
Закари ему никогда не представится случая выбраться из трясины, засосавшей его 
сородичей. И он тем же путем, каким следовала его семья, только в обратном 
направлении, вернулся в Экс, где поступил на службу к Дете, торговцам шерстью.

В начале прошлого века в Эксе до какой-то степени процветала одна лишь отрасль 
мелкой промышленности - шляпное производство, старинное экское ремесло. 
Окрестные фермеры разводили кроликов, из пуха которых многие городские фабрики 
изготовляли фетр. Экс понемногу экспортировал фетровые шляпы во все страны.

Луи-Огюст решил изучить шляпное дело и с этой целью в 1821 году 
двадцатитрехлетним юношей отправился в Париж.

Он провел в столице без малого четыре года, работал как вол и в скором времени 
стал из ученика рабочим, а затем приказчиком. Хозяин уважал его; хозяйка и того 

больше, однако злые языки утверждали, что совсем по иным причинам. На его месте 

всякий не столь воинственный малый считал бы, что достиг предела мечтаний. Луи-
Огюст полагал иначе. В 1825 году - ему уже исполнилось двадцать семь лет - он с 

твердым намерением начать борьбу вновь причалил к экским берегам.

Вряд ли за время обучения в Париже Луи-Огюст не скопил деньжат. Во всяком 
случае, не успел он приехать в Экс, как в компании с неким Мартеном открыл 
магазин по продаже и экспорту шляп, и где же? В самом центре Бульвара, в доме № 

55, на углу улицы Гран-Карм. Видимо, совладельцы сочли необходимым увеличить 
основной капитал, ибо вскоре взяли себе в компаньоны третьего пройдоху, некоего 

Купена, дельца под стать самому Луи-Огюсту. Так было положено начало фирме 
"Мартен, Купен и Сезанн"[6 - Еще и по сей день можно, хотя и с трудом, 
разобрать 
на фасаде этого дома полустертую вывеску: "Шляпный магазин, бульвар Мирабо, 
продажа оптом и в розницу". Но что бы ни писал по этому поводу местный эрудит 
Марсель Прованс, тут, несомненно, идет речь не о фирме "Мартен, Купен и Сезанн",
 
ибо Бульвар был переименован в бульвар Мирабо в 1876 году, то есть полвека 
спустя.]. По Эксу пошли толки. Весь Бульвар, террасы всех кафе облетел каламбур,
 
на общий взгляд довольно каверзный; остряки, многозначительно подмигивая, 
обыгрывали фамилию Сезанн: "Мартен, Купен и Сезанн - итого восемнадцать 
ослов"[7 
- По-французски фамилия "Sezanne" звучит как "Seize ans", что значит 
"шестнадцать ослов". (Прим. перев.)].

Насмешка совершенно необоснованная. "Восемнадцать ослов" не одному эксовцу 
утерли нос: их фирма быстро пошла в гору. Луи-Огюст нисколько не ошибся в 
выборе 
пути. Теперь, наконец, путь к богатству был для него открыт.

В глазах Луи-Огюста истинную ценность имели только деньги - неоспоримое 
доказательство признания и успеха. Этот осторожный и в то же время смелый делец,
 
ловкий и настойчивый, жадный и педантичный, был наделен безошибочным чутьем и 
изобретательным умом; невероятно вспыльчивый, деспотичный, не щадящий ни себя, 
ни других, прижимистый в силу необходимости, но воздержанный по натуре, он, 
движимый в погоне за богатством какой-то неуемной страстью, копил луидор за 
луидором. При всей пылкости темперамента любовь нисколько не волновала его. 
Лишь 
когда дела его фирмы приняли широкий размах, он в сорокалетнем возрасте вступил 

в самую прозаическую связь с двадцатичетырехлетней девицей Анной-Елизабетой-
Онориной Обер, дочерью резчика по дереву, изготовлявшего стулья, и сестрой 
одного из своих служащих[8 - Елизабета Обер родилась в Эксе 24 сентября 1814 
года.]. От этой связи родились сын Поль[9 - 19 января 1839 года.] и спустя два 
года дочь Мария[10 - 4 июля 1841 года.], которых Луи-Огюст признал с первого 
дня 
их рождения. Однако он еще три года тянул, пока решился узаконить эти отношения,