здесь строят железную дорогу, которая вскоре соединит Экс с Роньяком; может 
статься, что в один прекрасный день тут проведут и другие железнодорожные линии 

и они свяжут Экс с одной стороны с Марселем, а с другой - с Пертюи[3 - Пертюи - 

главный город департамента Воклюз. (Прим. перев.)]. Но до той поры, конечно, 
много воды утечет. Экс живет, но не бурно, не суетливо. Это все тот же 
заштатный 
город, стоящий в стороне от сутолоки промышленного века. Считанные фабрики, 
какие имеются в нем, изготовляют шляпы, охотничью дробь... и миндальные 
пирожные[4 - Экс славится этими пирожными. (Прим. перев.)]. Маловато, пожалуй, 
но для такого города и это, собственно, много. Экс предпочитает грезить о том, 
чем он был, нежели думать о том, чем он мог бы стать. К тому же бывшую столицу 
Прованса подавляет оттеснивший ее Марсель, шумный, многолюдный, промышленный 
Марсель. Экс и не пытается тягаться с ним; где ему, да и зачем. У Экса одна 
забота, как бы только сохранить свои прерогативы: ведь он город академии, город 

апелляционного суда, город епископства. Гуляя по Бульвару, под платанами, не 
так 
давно сменившими двухсотлетние вязы (их пришлось срубить: во время революции на 

них повесили нескольких дворян), профессора и лица судейского звания 
сталкиваются с канониками и высшими духовными чинами. Экс истинно благочестивый,
 
город. Если отличительную особенность бывшей столицы Прованса составляет 
скопище 
"августейших" вдов и престарелых дворян, то не менее характерна для нее и 
сутана. Иезуитов и капуцинов здесь больше чем достаточно. Они вносят нотку 
своеобразия в чуть грустное, дремотное очарование этого тихого города, где в 
легком плеске журчащих фонтанов слышится старая как мир песнь.


* * *

В этом сонном городе (каких-нибудь двадцать семь тысяч жителей) предметом 
постоянных разговоров для всех служит один человек. Дворянство не удостаивает 
его вниманием. Буржуазия презирает его, держит на расстоянии и втайне завидует 
ему. В народе он вызывает ревнивое восхищение.

Этого пятидесятилетнего, ладно скроенного человека зовут Луи-Огюст Сезанн. 
Тяжелое, лишенное растительности лицо, высокий, с залысинами лоб, две волевые 
складки меж резко очерченных бровей - внешность буржуа времен Луи-Филиппа, 
буржуа, который собственноручно штопает себе одежду и вряд ли может быть 
заподозрен в пристрастии к каким бы то ни было метафизическим бредням. Взгляд 
его тверд и в то же время ироничен. "Башковит!", как говорят в том краю, да, 
башковит, спору нет. И он это наглядно доказал.

В 1650 году, примерно в период расцвета Экса, нищие горцы, влачившие жалкое 
существование в Чезане - городке, затерянном в Приморских Альпах, - пришли 
из-за 
гор в Бриансон. Путь их был недолог, так как не более двадцати четырех 
километров отделяет эти два пункта, расположенные по обе стороны того 
знаменитого Женеврского перевала, которым в ходе истории поочередно 
пользовались 
Ганнибал, Цезарь и Карл VIII; и они, эти горцы, несомненно, не чувствовали себя 

здесь на чужбине, поскольку Чезана - местечко французское и по языку и по 
обычаям - входила тогда, и долгое время спустя, в состав Бриансонского края[5 - 

В описываемую эпоху фамилии обитателей Чезаны были самые что ни на есть 
французские: Бланше, Бувье, Ру, Мартэн, Фор, Тисселан, Понсе, Мансон и т. п. В 
1713 году согласно Утрехтскому договору Чезана разделила участь бриансонских 
долин восточного склона, которые Франция обменяла на Барселонскую долину. 
Позднее, по мере того как итальянские географические названия офранцуживались, 
Чезана стала Сезанной.]. Переменив место жительства, пришельцы приняли имя 
родного городка и стали называться Чезаннами, или Сезаннами, или же Сесаннами, 
фамилия их еще долго писалась по-разному.

В Бриансоне Сезанны не разбогатели. Один из них, Блэз, сапожничал и был 
значительно богаче чадами (у него их была целая дюжина), нежели звонкой монетой.
 
Сезанны, по крайней мере некоторые из них, снова пустились кочевать. В Эксе с 
1700 года обосновался Дени Сезанн, чья семья тоже разрослась, но нисколько не 
разбогатела. Цирюльники, портные - вот кем стали экские Сезанны; казалось, им 
вовек не суждено выбиться в люди. Внук Дени Сезанна, Тома-Франсуа-Ксавье, 
родившийся в 1756 году, в свою очередь, захотел попытать счастья где-нибудь вне 

Экса и отправился портняжить километров за двадцать к юго-западу, в маленькое 
местечко Сен-Закари, расположенное по ту сторону Регеньясской горы. Ему было на