другу. Однако это еще не самая большая трудность, с какой сталкивается на 
каждом 
шагу биограф Сезанна. В противоречиях я силился разобраться. Я пытался за всем 
поверхностным и случайным проследить глубокую преемственность явлений одной 
жизни. Удалось ли это мне? Хочу верить. Задача, которая подчас казалась 
неразрешимой, была в то же время задачей увлекательной.

Считаю своим долгом отметить, что я бесконечно многим обязан господину Джону 
Ревалду, чьи ученые труды дают богатый, тщательно выверенный материал для 
изучения не только творчества Сезанна, но и всей истории импрессионизма в целом.


Весьма полезными оказались для меня также исследования гг. Лионелло Вентури, 
Джерстла Мэкка, Бернара Дориваля, Жана де Бекона и др. Не могу не выразить 
глубокой признательности и госпоже Эмиль Бернар, открывшей мне доступ к своим 
семейным архивам и предоставившей в мое распоряжение много очень ценных 
неопубликованных документов, а также и в адрес госпожи Е. Блонде-Флери и гг. Р. 

Авезу, Мишеля-Анжа Бернара, Жюля Жоэ, Губера Жюэна, Эмиля Ламбара, Анри де 
Мадейана, Виктора Николла, Люсьена Ноэля, которые помогли мне уточнить 
некоторые 
частности, снабдив меня материалами или указав источники весьма необходимых 
сведений.



А. П.




Пролог. Финансовый гений провинции пятидесятых годов


Мой отец был человеком гениальным: он оставил мне двадцать тысяч франков ренты.

    Сезанн

Экс-ан-Прованс спит уже свыше полувека. Был он столицей, стал всего-навсего 
субпрефектурой. XVII и XVIII века - свидетели его наивысшего расцвета. То были 
времена, когда местная знать, все эти Вовенарги, Этьены д'Орв, Руссе-Бульбоны, 
Форбены, Сен-Марки и многие другие дворяне построили столько прекрасных 
особняков на Бульваре, разбитом ровно двести лет назад. Времена те миновали. 
"Экс - это Помпея", - говорит Луиза Коле[1 - Луиза Коле (1808-1876) - 
французская писательница, уроженка Экса. Ее перу принадлежит много книг для 
юношества. (Прим. перев.)]. Экс дремлет.

В 1850 году "весь Экс" насчитывает лишь семьсот знатных фамилий, однако он уже 
отстал от века. Экская аристократия доживает последние дни. Большинство ее 
представителей замуровывается в своих старых особняках. Они составляют кружок 
чопорных, угрюмых чудаков, ревниво цепляющихся за прошлое, за утраченное 
богатство, чудаков, незримо влачащих полуголодное существование среди предметов 

старины, на которые давно зарятся антиквары. В воскресные дни по городу кружит 
последний портшез, портшез маркизы де ла Гард. Маркиза проплывает в нем, как 
призрачная тень былого, чем, по существу, и является: ведь эта дама весьма 
преклонных лет живет лишь памятью о том незабываемом для нее дне, когда она 
была 
вВерсале представлена Марии-Антуанетте; к слову сказать, если бы не факельщики 
похоронного бюро - маркиза переодела их в свою ливрею, - она осталась бы без 
носильщиков. Потрясающий анахронизм, но в конце концов не больший, чем та 
условная граница, что делит Бульвар надвое: южная аллея - для дворян, северная 
- 
для простолюдинов[2 - Такое разграничение продержалось до 1918 года.].

И все же Экс живет. Вчерашний аристократ, он сегодня обуржуазивается, Экс 
ударяется в коммерцию. На Бульваре, в самом сердце города, где долгие годы не 
было ни одной лавки, где до революции право на существование имели лишь кафе, 
на 
этом Бульваррре (воспроизводя экское произношение) развелось немало торговых 
предприятий; а кафе - число их сильно приумножилось - теперь играют еще и роль 
почтово-пассажирских контор. Да, Экс живет наперекор всему. При Луи-Филиппе, 
уже 
два года как свергнутом, здесь был основан филологический факультет, а также 
педагогическое и техническое училища. Сейчас на городских улицах, и в первую 
очередь, конечно, на Бульваре, собираются установить газовые фонари. Открыли 
скотопригонный двор. В течение последних четырех лет в Эксе сооружается канал, 
чтобы, по замыслу инженера Франсуа Золя, город с тридцатью фонтанами больше не 
страдал в засуху от недостатка воды. Одновременно, и тоже не менее четырех лет,