алтарь под красным бархатным балдахином, вереницы монахов и монашек, кортеж 
девушек в белом, колонна кающихся в синих саржевых рясах с остроконечными 
капюшонами, наглухо закрывающими лицо и лишь с двумя прорезями для глаз, - 
Сезанн, Золя и Маргери наперебой дуют в трубы, топчут цветы дрока и лепестки 
роз, которыми дети, бегущие впереди процессии, усыпают ее путь.

Однако участие в этих шумных празднествах вряд ли может удовлетворить Сезанна и 

Золя. В них играет кровь. Они охвачены возбуждением. Но Сезанн и Золя не из тех,
 
кто осмеливается заговаривать на Бульваре с девицами. Нет, они ни за что не 
пойдут по такому пути. А могли бы они, если б захотели? Неразлучным стыдно 
признаться, что их парализуют робость и застенчивость. Они шумят, чтобы 
забыться, кричат, чтобы не прислушиваться к себе. Время от времени друзья, для 
пущей солидности очевидно, отправляются ночью исполнять на корнет-а-пистоне и 
кларнете серенаду в честь одной хорошенькой девушки и под этим предлогом 
подымают под ее окнами адский шум. У красавицы есть попугай; обезумев от этой 
какофонии, он надрывно, пронзительно вопит; весь квартал в смятении - вой, визг,
 
проклятия. И смех Сезанна и Золя. Однако смеяться не значит ли подчас бежать от 

самого себя?

Бежать от самого себя, но почему же? Сезанн и Золя по-прежнему прекрасно учатся.
 
При первой возможности уходят далеко за город. Они охотники до всяких шумных 
затей, запоем читают, запоем пишут стихи. Короче говоря, с виду они веселы и 
беспечны. И все же в иные минуты радость эту заглушает гнетущая тоска; 
беспечность нередко сменяется внезапным наплывом грусти. Им как-то не по себе. 
Безотчетная тревога обуревает их. "Страшная штука жизнь!" - твердит Сезанн.

С презрительной жалостью смотрят Сезанн и Золя, как товарищи их заходят в кафе 
и, "обтирая рукавами школьной формы мраморные доски столиков", играют в карты 
на 
угощение. Друзья негодуют, запальчиво выражают свое неодобрение, в великолепном 

порыве гордости заявляют, что никогда не погрязнут в трясине житейской 
обыденности. Упоенные дружбой и мечтами о будущем - они предаются им вместе с 
Байлем, - неразлучные в пылу увлечения шепчут красоте, славе и поэзии 
магические 
слова: "Сезам, откройся". Заучивая наизусть целые действия из "Эрнани" и "Рюи 
Блаза", они в летние дни на берегу реки читают их, подавая друг другу реплики. 
Эти "роскошные видения", этот "разгул" фантазии повергают их в дрожь, в 
исступленный восторг. Близится вечер, пора уходить. Безмолвно, словно 
завороженные, смотрят они, как за руинами садится солнце; и жизнь видится им в 
ослепительном и неверном свете огней феерического апофеоза.


* * *

13 августа 1856 года, в день раздачи наград - на сей раз он проходит с особой 
помпой ввиду присутствия епископов Экса и Дижона, - для Сезанна и Золя 
кончается 
их интернатская жизнь. Отныне они будут приходящими учениками коллежа. Байль, 
тот - увы! - еще останется пансионером. Сезанн (так же как и Байль) закончил 
третий класс, Золя - четвертый. Они увенчаны лаврами, Поль и Эмиль получили 
похвальные листы. Сезанн, с головокружительной быстротой сочиняющий как 
латинские, так и французские стихи (этот ловкач за два су кому угодно мигом 
накатает сотню латинских стихов), в древних языках заткнул обоих друзей за пояс.
 
Зато в рисовании Сезанн потерпел фиаско; в то время как Байль получает первую 
награду, а Золя - вторую, ему не перепадает даже самого завалящего похвального 
листа.

Сезанн и Золя бесконечно счастливы: кончилось их заточение в четырех стенах. 
Отныне и в каникулы и в учебное время они целиком принадлежат себе. Летом 
каждый 
день, а в школьные месяцы каждое воскресенье они, забыв обо всем, кроме своей 
беспредельной мечты, уходят из города, витая мыслью в пурпурно-золотых облаках. 

Уходя все дальше и дальше в своих странствиях, они по крутым склонам взбираются 

на гору Сент-Виктуар и, побродив по краю сдвоенной воронки бездонного 
карстового 
провала, спускаются на Рокфавурскую дорогу и шагают по ней сперва до Галисского 

замка: его парк - сущий рай, "paradou" утопает в цветах, потом дальше по 
направлению к Гарданне - живописному местечку, где дома громоздятся по 
ступенчатому склону пригорка, увенчанного старой колокольней; оттуда - до Пилон