"Гарданна, 4 апреля 1866.

Дорогой Эмиль!

Только что получил твою книгу "Творчество", которую ты был столь любезен 
прислать мне. Я благодарю автора "Ругон-Маккаров" за доброе свидетельство его 
памяти обо мне и прошу с мыслью о прошлом разрешить мне пожать ему руку.

Поль Сезанн".


Письмо Сезанна - неловкое и безличное. Но на большее он не способен. По крайней 

мере он себя не выдал! Не выдал волнения, охватившего его при мысли, что это 
письмо, которое он посылает Золя, своему другу, последнее.


* * *

Спустя три недели, 28 апреля в мэрии Экса Сезанн зарегистрировал брак с 
Гортензией. Брачная церемония - лишь формальность. Сезанн ограничивается обедом 

для свидетелей, среди них шурин Кониль и друг художника по Гарданне, его 
добровольный натурщик Жюль Пейрон. Гортензия едет в Жа де Буффан с маленьким 
Полем (ему уже минуло четырнадцать!), в сопровождении свекра и свекрови. На 
следующее утро происходит церемония бракосочетания в церкви Сен-Жан-Баттист в 
присутствии всего лишь двух свидетелей - Максима Кониля и Марии.

И жизнь идет своим чередом

За короткое пребывание в Жа Гортензия со всей ясностью поняла, что родителям 
мужа, его сестре Марии она посторонняя, иными словами, она для них неизбежное 
зло. Ее не принимают; ее терпят. Обстоятельства сложились в ее пользу, вот и 
все. Не может быть речи о том, чтобы в семье Сезаннов она заняла какое-то, даже 

самое ничтожное место.

В семье Сезаннов власть Луи-Огюста становится все более призрачной, он доживает 

свой век - отныне правит Мария. Она распоряжается, наводит порядок - свой 
порядок - в хозяйстве Розы, Гортензии, в Жа де Буффане. Резкая, требовательная, 

с мрачным характером. Мария подчас внушает страх невестке, которая ведет себя 
скромнее скромного. Мария ценит умение Гортензии стушевываться, и мать Сезанна 
это ценит. Сын, как всегда, ее любимец (о нет, нет, только не Мария, она 
слишком 
властная, что ни говорите, "это не то"). И мать хотела бы возможно дольше 
видеть 
Поля подле себя.

Она, несомненно, чуточку ревнует его к Гортензии. Отношение сына к жене 
поддерживает в ней это чувство. Но все-таки Сезанн любит приезжать в Жа без 
жены. Жа по-прежнему его родное гнездо, и он никогда не упускает возможности 
оставить Гортензию в Гарданне, чтобы пожить в Жа одному. Дружба его с Золя 
мертва, и нет для Сезанна в его одиночестве ничего лучше материнской любви, 
ласковой и успокаивающей. Эта любовь для него пристанище; убаюкиваемый 
нежностью, он может забыть о враждебном мире, мире лжи и фальши в искусстве, в 
любви, в дружбе. Здесь в Жа он вновь становится тем ребенком, каким был в годы 
далекого детства, когда, спасаясь от гнева Луи-Огюста, прятался, сжавшись в 
комочек, за широкими юбками матери или искал защиты у Марии, младшей сестры. В 
глазах Сезанна она сохранила прежний авторитет, она, по его словам, "старшая". 
Он восхищается ее трезвым умом, неукротимой энергией, умением распутывать 
семейные дрязги, которые Сезанну кажутся безвыходными, и, главное, он ни за 
какие блага на свете не желает в них вмешиваться.


* * *

Сезанн больше не поедет в Марсель, не будет пытаться овладеть тайной мастерства 

своего друга Монтичелли. 29 июня художник скончался. В ноябре прошлого года его 

разбил частичный паралич. Худой, бледный, трясущийся, он продолжал писать даже 
в 
постели. Нетвердой рукой он по-прежнему стремился осуществить свою мечту о 
цвете, отдаваясь в полусознательном состоянии последним радостям. Разве пишут 
для денег? Он писал до последнего вздоха. Только смерть заставила его выронить 
из рук кисть, ту кисть, которая - увы, надо сознаться! - ему уже не подчинялась.
 
Но своим помрачненным сознанием он этого не понимал. Он все еще казался себе