было двадцать восемь лет, - медаль второго класса; спустя три года на Всемирной 

выставке - медаль первого класса и звание кавалера ордена Почетного легиона. 
Теперь его избрание в Институт предрешено. Вот это карьера!

Поглощенный мыслями о реванше, Мане снова работает в мастерской Стевенса, пишет 

с натуры квадрилью тореадоров, по мотивам которой собирается затем создать 
"Эпизод боя быков". Стевенс также относится к числу счастливчиков, тех, кому 
все 
удается: после блестящего выступления в Салоне стал кавалером ордена Почетного 
легиона. Он просто ликует, этот тщеславный малый. Мане украдкой и не без 
зависти 
посматривает на его красную ленточку. Надо написать обнаженную натуру чего бы 
это ни стоило. Ведь ему всего тридцать один год. Пока еще ничто не потеряно. 
Бывают поражения и похуже. Последовал же за провалом "Любителя абсента" триумф 
"Гитарреро". Удача придет; она должна прийти. Разве некоторые члены жюри не 
пытались в прошлом году отговаривать Стевенса живописать для Салона элегантных 
женщин? "С талантом вроде вашего не следует писать сюжеты, какие пишете вы. 
Видите ли, искусство состоит в том, чтобы делать нечто значительное... К тому 
же 
женщина - понимаете, женщина - это слишком рискованно! Обещайте изменить жанр, 
и 
вы получите от нас медаль". Стевенс не послушался, почетной медали не получил, 
а 
вот теперь выиграл.

Впрочем, сами события принимают благоприятный поворот. Пока академическое жюри, 

успокоенное провалом "Салона императора", почивает на лаврах и вправе полагать, 

что в результате этого испытания его авторитет только выиграл, Наполеон III - 
какая муха его укусила? может, просто не хочет признаваться, что его затея 
оказалась неудачной? - обнародовал - поразительно! - новые, приводящие в 
недоумение декреты. Двадцать четвертого июня "Moniteur" сообщает: primo - 
отныне 
Салон будет устраиваться ежегодно; secundo - граф Валевский уходит в отставку с 

поста министра; tertio - г-н де Ньюверкерке назначается суперинтендантом 
департамента изящных искусств. При этом "Moniteur" уточняет: условия приема в 
очередной Салон, равно как и состав жюри, будут оговорены в следующем 
постановлении. Постановление это - а оно появится в "Moniteur" 14 августа - 
сразу же лишает Институт его привилегий: начиная с 1864 года три четверти 
членов 
жюри будут выбираться художниками, удостоенными медалей; право назначать 
остальных членов жюри администрация сохраняет за собой. Салон произведений, не 
допущенных жюри, организуется сам по себе. Мастерские охвачены энтузиазмом. 
Толпа "рапэнов" устремляется к Академии: напротив ее здания водружают огромный 
черный крест, на котором гигантскими белыми буквами написано: "Здесь покоится 
прах жюри Института!"; станцевав вокруг этого карнавального сооружения 
фарандолу, все отправляются на улицы, размахивая виселицей с манекеном, одетым 
в 
зеленый академический мундир.

Тринадцатого августа, то есть накануне того дня, когда "Moniteur" опубликовала 
постановление о Салоне, в своей квартире на улице Фюрстенберг в семь часов утра 

навеки закрыл глаза Эжен Делакруа. Его похороны состоялись 17-го. Мане на них 
присутствовал вместе с Бодлером и Фантен-Латуром. Как необычна судьба гения в 
этом мире! Живым всегда избегают воздавать должное. И только после смерти, 
стирающей все то, что зависит от обстоятельств банальной повседневности, только 

тогда величие самых великих предстает в истинном свете. Теперь лучше, чем 
прежде, лучше, чем ранее, когда девять лет назад Мане копировал "Ладью Данте", 
понимают, какое место занимал Делакруа. Он заслужил признание в веках и наконец 

вознесся над столетием, для которого стало очевидно, что этот король искусства 
относился к ничтожному меньшинству тех, кто увековечил свое время. И как 
знаменательно, что он ушел из жизни в тот самый год, когда живопись Мане обрела 

свою скандальную славу! Заканчивается одна эпоха, и начинается другая...

Следуя за погребальной процессией, медленно подымающейся к кладбищу Пер-Лашез, 
Мане, конечно же, не думает об этом совпадении - одном из тех, что порою в 
смутном смешении фактов высветляет ироничный случай. Скорее уж Мане думает о 
статье, опубликованной в "Gazette de France" после открытия "Салона 
отвергнутых", которую, по мнению некоторых, продиктовал сам Делакруа: "Среди 
отвергнутых произведений девять десятых просто смешны... Полдюжины - самое 
большее - напоминают пыл прежних лет. Это, например, я прежде всего, три 
полотна