Бернадотта" в двух томах, где Фурнье представлен "личностью, недостойной 
уважения, лишенной звания и полномочий", где говорится о "неблаговидной 
деятельности этого лица в прошлом", где, наконец, цитируются слова министра 
внутренних дел императорского правительства: "Я не в состоянии поверить, что 
это 
лицо имело наглость самовольно взять на себя какую-то миссию (...). 
Правительство (...) в любом случае не могло опуститься до того, чтобы 
использовать подобного субъекта для осуществления важных политических 
намерений". Почти все биографы Бернадотта вынуждены крайне резко высказываться 
по поводу Фурнье. Любопытное обстоятельство - вероятно, никто из них не знал, 
что это дед Мане. Что касается исследователей жизни художника, то у них никогда 

не возникало желания уточнить эту историю по первоисточникам, и они скопом 
повторяли легенду о дедушке-дипломате.]. Но тс-с-с! Часам, позванивающим в 
тихой 
квартире на улице Птиз-Огюстэн, надлежит напоминать только о черной 
неблагодарности покойного короля по отношению к своему "дипломату" - а ведь был 

обязан ему возвышением.

Оставшись на второй год в пятом классе, Эдуард лишается товарища, чьей дружбой 
очень дорожил, - Антонена Пруста[16 - Этот Антонен Пруст, который будет всю 
жизнь тесно связан с Мане, не имеет никакого отношения к семье Марселя Пруста.],
 
сына бывшего депутата от департамента Дё-Севр. Без малого год провели они в 
пятом классе бок о бок на одной скамье, Но Антонен Пруст, как и положено, 
переходит в четвертый класс. Друзья не смогут больше видеться, разве что в 
неурочные часы. Они будут встречаться также по воскресеньям, когда отправляются 

на ставшую традиционной прогулку в сопровождении дядюшки Фурнье.

Дядюшка Фурнье счастлив: он обнаружил у племянника явные способности к 
рисованию 
и всячески им потворствует. Пока его гарнизон стоит в Венсенне, он часто 
привозит туда подростков; все трое делают наброски, гуляя по живописным 
окрестностям. Ну и конечно же, Он водит их в музеи, главным образом в Лувр,

Лувр обладал тогда особой притягательностью для посетителей - там 
экспонировалось пятьсот картин из так называемого "испанского музея" Луи-
Филиппа. В те годы Испания у французов была в моде. Со времен Наполеона и 
печально известной войны, которую вел император по ту сторону Пиренеев, все 
военные или политические события - такие, к примеру, как экспедиция 1823 года, 
взятие форта Трокадеро в Кадиксе или сражения карлистов, - не переставали 
привлекать внимание к этому полуострову. Восстанавливая традицию, прославленную 

Корнелем и Лесажем, писатели романтической эпохи часто вдохновлялись Испанией: 
так случилось с Гюго, после "Эрнани" 1830 года создавшим в 1838 году "Рюи 
Блаза". Шарль Нодье опубликовал в 1837 году "Инесс де ла Сиеррас", а Теофиль 
Готье выпустил в 1843 году "Tras los Montes"[17 - "За горами" (испан.).]. 
Мериме, в 1825 году напечатавший "Театр Клары Гасуль", только что обнародовал 
"Кармен". В живописи тоже происходило нечто подобное. Разве в последнем Салоне 
полотно Курбе не называлось "Гитарреро"? В 1838 году могло показаться, что вот-
вот родится школа франко-испанской живописи.

"Испанский музей" был официально открыт как раз в первых числах января 1838 
года. В сущности, этот факт положил начало постепенно крепнущему интересу к 
искусству Испании - если прежде его знали очень мало, то теперь оно приобретает 

неповторимую прелесть новизны. Ранее произведения испанских художников казались 

далекими, недостижимыми. Граверов в Испании не было, а значит, и 
воспроизведения 
картин появиться не могли. И вообще какие полотна мастеров Пиренейского 
полуострова хранились во французских музеях? Раз-два - и обчелся.

В Лувре их было ровно двенадцать[18 - Опись 1832 года.]. Поэтому, когда в 1837 
году в Испании вспыхнули беспорядки, связанные с движением карлистов, Луи-
Филиппа осенила идея поручить барону Тейлору - искушенному любителю искусства и 

опытному путешественнику, который ловко провернул в 1837 году покупку 
луксорского обелиска у Мухамета-Али, - "приобрести без шума" в Испании столько 
картин, сколько удастся. Барон Тейлор получил для этих тайных операций более 
миллиона франков. Ему удалось вывезти из Испании преимущественно морем более 
четырехсот произведений - неравноценных, конечно, но несколько десятков полотен 

представляли интерес и ценность исключительные.

Эти картины - а к ним в 1842 году прибавилась еще и коллекция англичанина 
Фрэнка 
Холла Стэндиша, завещанная им Луи-Филиппу, - дядюшка Фурнье и комментирует