к 
новоявленному самодержцу, рожденному второго декабря. Он высмеивает императора 
в 
язвительных стихах.

"В профиль Карагез, в фас сова ночная".

Этот военный, убежденный республиканец, рьяный поклонник Гюго, не чужд общения 
с 
музами. Ночами читает Вергилия и сам сочиняет сонеты. Знаток литературы и 
искусства, предпочитающий в них ценности сугубо "неофициальные", он приглашает 
в 
свой салон на улице Трюден писателей, художников, скульпторов и музыкантов - 
Лежон почитает лишь те умы и таланты, которые далеки от конформизма. Мане 
захаживает в дом на улице Трюден - порою в сопровождении Баллеруа, - где 
встречает Барбье д'Орвильи, Константена Гиса, Поля Мериса, приятеля Гюго, 
фотографа Надара, гравера Феликса Бракмона... Как-то вечером 1858 года "майор" 
представляет Мане странному человеку - безбородое лицо, кривящиеся губы, 
необычайно черные, горящие каким-то магнетическим блеском глаза - эфир и опиум 
успели опалить лихорадочным жаром глаза автора "Цветов зла" - скандальной книги,
 
которая годом раньше стоила поэту исправительного дома, - Шарлю Бодлеру.

Одеяние изысканности необычайной, нарумяненные щеки, тщательно ухоженные 
маленькие руки - таков Бодлер. Он одет в голубую блузу с золотыми пуговицами - 
братья Гонкуры называют ее "одеждой гильотинированного"; шею обрамляет большой 
широкий воротник ослепительной белизны с повязанным вокруг пышным черным 
галстуком.

Невзирая на разницу в возрасте - Мане двадцать шесть лет, Бодлеру тридцать 
семь, - художник и поэт мгновенно почувствовали друг к другу горячую симпатию. 
"Он загримирован, - говорит Мане о Бодлере, намекая на его румяна, - но какой 
гений таится под этим гримом!" Что же касается Бодлера, то этому провидцу, 
этому 
иконопоклоннику, этому поэту - ведь его первой подписной публикацией был "Салон 

1845 года" - оказалось вполне достаточно изучить некоторые работы Эдуарда на 
улице Лавуазье, достаточно было окинуть художника своим взглядом ясновидца, 
взглядом, "пронизывающим насквозь, почти сомнамбулическим"[59 - Barbey 
d'Aurevilly, в "Le Gaulois" от 3 июля 1872 года.], чтобы понять, что 
представляет собой Мане. Поэту нравится не только пылкость Мане, но и его 
манеры, благовоспитанность, отвращение к вульгарности и неряшливости, принятым 
у 
представителей богемы. За светской внешностью Бодлер угадывает муки, терзающие 
художника. Он угадывает скрытую чувствительность, неясную пока даже для самого 
Эдуарда, чувствительность, ищущую форм для самовыражения. А быть может, он 
угадал, почуял родство внутреннее? Путешествие в Рио - о нем в семействе Мане 
предпочитают больше не вспоминать - созвучно событию в жизни Бодлера. В юности, 

взбунтовавшись против родителей, поэт вынужден был уйти в море и побывал на 
островах Маврикия и Бурбон. Он тоже знает, что такое кожа черного цвета. 
"Ведьма 
с эбеновыми бедрами, дитя черных ночей": у Бодлера связь - связь бурная, 
сплошные ссоры и примирения - с мулаткой Жанной Дюваль. Коварный люэс делает 
свое страшное дело. Вот уже несколько месяцев Бодлер страдает заболеванием ног, 

желудка; он с трудом двигается, порой задыхается...

В этой игре совпадений угадывается родство душ - неясное, но более глубокое и 
сильное, чем внешние расхождения, - и родство это порождает дружбу.

Страшился ли Мане подобного братства, которое, неожиданно возникнув, не могло 
не 
затронуть самой глубины существа этих двух людей? Повадки священнослужителя, 
вид 
жреца - жреца дьявольского, священнослужителя черной мессы - Бодлер являет 
собой 
личность скандальную. Как далеко оказался Мане от Кутюра, от академических 
чинных почестей! Вместо фимиама - проклятия и яд, вместо пристойной 
торжественности - судебный процесс. Процесс против "Цветов зла", равно как и 
процесс, имевший место шесть-семь месяцев тому назад, против автора "Мадам 
Бовари" означал разрыв Литературы с большой буквы с моралью банальной и 
обывательской. Какой пример подал строптивцу Мане Шарль Бодлер! Так возникает 
проклятое искусство, так появляются творцы, которых власти и толпа предают 
анафеме. Дружба Мане и Бодлера, возникшая в силу потаенных импульсов, исполнена 

грядущих знамений. Но что дано предвидеть Мане? Он бездумен и слеп, он не 
относится к тем, кому ведомы тайны предзнаменований.

Художник и поэт сближаются, их отношения приобретают более тесный характер.