Но не со всеми. Красавица Нина Фэйо его волнует. Легкой, трепещущей кистью он 
делает с нее несколько быстрых этюдов, где передает то, что радует его взгляд и 

его чувства.

Такие вполне индивидуальные по манере этюды должны были наверняка получить 
неодобрительные замечания Кутюра. Вольности, с помощью которых самоутверждается 

Мане, вызывают у учителя самое резкое неприятие. Чуть что - и он его жестко 
отчитывает. Он нюхом чует, более того, он почти уверен - у этого Мане 
темперамент подлинного живописца, но это ему нравится и не нравится в одно и то 

же время. С посредственностями куда как спокойнее! Хоть бы этот неслух овладел 
азбукой того, чему он, Кутюр, его учит! Но нет, Кутюр видит, что юноша строптив,
 
и ничего ему не прощает, пи малейшего огреха. "Я не желаю, чтобы говорили, 
будто 
из моей мастерской выходят невежды и сапожники".

Отношения натянуты, и было бы странно утверждать, что Мане пытается их как-то 
разрядить. В мастерской вокруг него образуется кружок. То, что его слушают, 
обсуждают его поступки, льстят, еще больше побуждает его следовать собственным 
склонностям.

Весной 1853 года Кутюр предлагает своим ученикам отдохнуть - отправиться в 
пешеходное путешествие с мешком за плечами вдоль нормандского побережья. Выйдут 

из местечка Сент-Адресс, останавливаться будут где пожелают; каждый станет 
изучать природу, море, пляжи и писать так, как ему нравится. Заманчивый проект. 

Увы! Прогулка, которая могла бы стать удобнейшим предлогом для сближения между 
Мане и Кутюром, напротив, усугубляет их разногласия. Буквально все становится у 

них поводом для споров. В дружеской обстановке, к какой располагает такое 
путешествие, Кутюр лишний раз убедился, как влияет Мане на своих товарищей, 
поэтому и загрустил.

Кутюр с учениками возвращается в Париж. В первую неделю им позирует женщина, 
натурщица Рыжая Мари. Мане с таким блеском написал с нее этюд, что ему устроили 

овацию. На этот раз Кутюру придется признать себя побежденным. В ожидании его 
прихода холст устанавливают поближе к свету, а мольберт украшают цветами.

Появляется Кутюр. Он увидел полотно еще с порога, но сделал вид, что его не 
заметил.

Прежде чем подойти к работе Мане, он выправил этюды всех учеников. Наконец, 
остановившись перед украшенным цветами мольбертом, надменно заявил: "Вы никогда 

не научитесь делать то, что видите!" Мане вздрагивает. Он в ярости. "Я делаю то,
 
что вижу, а не то, что нравится видеть другим, - резко парирует он. - Я делаю 
то, что есть, а не то, чего нет". - "Что ж, мой друг, - цедит Кутюр, - если вы 
намерены быть главой школы, отправляйтесь создавать ее в другое место".

Мане исчезает.

Назавтра еще один инцидент. Г-н Мане пригласил в тот день к обеду некоторых 
сослуживцев по Дворцу правосудия. Один из них, которому, очевидно, казалось 
смешным, что старший сын достопочтенного г-на Мане марает красками какие-то 
картинки, неожиданно спрашивает Эдуарда тоном нескрываемо ироническим: "Вы ведь 

занимаетесь живописью. У вас что же, талант?" Эдуард вспыхивает: "А у вас-то 
есть талант?" Призвав сына к порядку, г-н Мане выпроваживает его в соседнюю 
комнату. После обеда отец входит туда. "Следовало бы знать, - строго говорит 
он, - что тому, кто намеревается стать художником, талант необходим, а посему 
заданный тебе вопрос вполне уместен, а вот твой ответ неприличен, оттого что 
для 
судейского служащего талант необязателен". - "Но, папа, - возражает Эдуард, - 
пусть не талант, но хоть ум-то судейским служащим иметь следует".

"Не везет мне, право", - сетует Мане. Как бы ему хотелось вернуть расположение 
Кутюра, но Кутюр продолжает на него сердиться. Г-н Мане решается на беседу с 
автором "Римлян", и ему не без труда удается успокоить Кутюра; когда же наконец,
 
о великий боже, Эдуард образумится?

Чтобы отпраздновать возвращение Мане в мастерскую, Пруст и еще кое-кто из 
товарищей устраивают в ресторанчике "Пигаль" вечер с пуншем. Вряд ли эта затея 
могла способствовать успокоению Кутюра.