Женщины, которые посещают мастерскую, - это чаще всего дамы полусвета, подобные 

Мери Лоран. Мане мечтает, чтобы ему аплодировали в гостиных, но почему-то 
нравятся ему и привлекают его гетеры. Он жаждет официальных успехов живописца, 
но при этом чувствует себя самим собой только вместе с "непримиримыми", 
всячески, впрочем, им сопротивляясь. Так и в жизни - ему хорошо лишь с 
женщинами 
легких нравов. В самом существе натуры Мане смешаны и противостоят друг другу 
две абсолютно противоположные склонности. Существует "отцовская сторона", то 
есть сторона семейства Мане, - это нечто упорядоченное, буржуазное, 
соответствующее общепринятым нормам, а вот "сторона Фурнье" - это уж нечто 
авантюрное. "Сторона Мане" проявляется в манерах, привычке прогуливаться по 
Бульварам, в его пусть обманутом, но твердом желании добиться почестей, 
"высокого положения" - одним словом, сделать карьеру. "Сторона Фурнье" толкает 
его к мятежным художникам и к девицам сомнительного образа жизни.

Теперь Мане говорит со своими друзьями только о Мери Лоран. "Все-таки есть 
женщины, которые знают, которые видят, которые понимают", - твердит он, 
вспоминая восклицание Мери при виде "Стирки". Ее красота, ее журчащий смех, ее 
восхищенный и чуть удивленный вид, ее ласкающий голос покорили его с первой же 
минуты. Художник и куртизанка быстро поняли друг друга. Вечерами, когда Эванс 
покидает улицу Ром, Мери Лоран, стоя у окна, делает условный знак носовым 
платком. Мане видит сигнал, подымается в ее квартиру, в будуар с устланными 
мехами диванами, загроможденный дорогими безделушками, где царит роскошь не 
слишком высокого вкуса, где Мери принимает и своего штатного возлюбленного, и 
сердечных друзей.

Однажды, когда Мане, спеша на зов Мери, зашел за ней, чтобы прогуляться, 
поужинать, художника и молодую женщину ожидала неприятная неожиданность: на 
лестнице они нос к носу столкнулись с Эвансом - он забыл у Мери записную книжку 

и сейчас возвращался за ней. Дантист дня три дулся на свою ветреную 
любовницу[228 - Об этом эпизоде вспоминал Джордж Мур.].

Летний отдых семьи Мане на несколько недель прерывает эту любовную связь.

Вместе с женой Мане был приглашен в маленький городок Монжерон в департаменте 
Сена-и-Уаза; приглашение исходило от Эрнеста Гошеде, дельца, поклонника и 
знатока искусства, бесконечно приветливого, щедрого до расточительности 
человека, чьи коллекции, к несчастью, слишком часто страдали от периодически 
повторяющихся финансовых осложнений. Этот неунывающий, веселый бонвиван без ума 

от новаторов. Он смакует их картины, как гурман - вкусные кушанья. "Филистеры, 
мне жаль вас, - провозглашает он, - вы не воспринимаете этих очаровательных 
гармоний, не можете вдыхать полной грудью этот чистый и благоуханный пленэр". 
Сразу после войны 1870 года он начал покупать картины Клода Моне, Писсарро, 
Дега, Сислея. В 1874 году он вынужден был продать их в Отеле Друо. Вторая 
коллекция, собранная почти тотчас же, была таким же образом распродана годом 
позже. Но Гошеде это ничуть не обескуражило; он начал собирать третью. В его 
коллекции есть несколько работ Мане, купленных у Дюран-Рюэля и у самого 
художника.

Мане не заставил себя просить и откликнулся на приглашение Гошеде. Но уже 
несколько недель он чувствует, что его сковывает и давит какая-то странная 
усталость. Он много писал за последние месяцы[229 - Около двенадцати 
произведений в 1874 году; пятнадцать - в 1875-м; столько же в 1876 году.], но 
не 
в этом причина периодически удручающего его утомления.

При всем желании доставить хозяину дома удовольствие художник так и не смог 
довести до конца то, за что взялся, - портрет Гошеде и его детей, начатый на 
пленэре. Правда, сам Гошеде не в состоянии усидеть на одном месте: он вообще 
"никогда не позирует" и ради одного "да" или одного "нет" готов мчаться в Париж.
 
Пленэр, и опять пленэр - вот в чем причина. После Венеции Мане все стало ясно. 
"Я пишу так, как вижу; к черту их выдумки!" Его ничто не может так вывести из 
себя, нежели определение его как импрессиониста, "короля импрессионистов". Он 
не 
импрессионист. Он никогда не станет рабом какой-либо формулы. "Художник должен 
работать непосредственно, - говорит он. - Вот точное определение. ...Если бы я 
захотел высказать собственное мнение, то сформулировал бы его следующим 
образом: 
интересно все то, в чем есть дух человечности и дух современности. Все, что 
лишено этого, - ничего не стоит". По этому поводу Мане часто пикируется с 
Клодом 
Моне; пикировки переходят в ссоры, но потом все как-то улаживается. Ибо Мане не 

в силах питать дурные чувства к художнику, который идет своим путем, имея, 
несомненно, на то основания, и виновен лишь постольку, поскольку пытается