выполнению  своей  миссии,  завязывая   контакты   с   членами   британского
правительства и Георгом III. Некоторые авторы вслед за Гайярде уверяют,  что
драгун настолько преуспел в своем усердии, что очутился в  постели  королевы
Софии-Шарлотты и, следовательно, является настоящим отцом Георга IV.  По  их
словам, шевалье, чтобы спасти честь королевы, сам пустил слух,  будто  он  -
женщина. И те же самые "историки" объясняют приступы безумия  у  Георга  III
сомнениями, терзавшими его по  поводу  своего  отцовства.  Однако,  судя  по
фактам, слух об этом "романе" ни на чем не основан. Ломени, который  в  него
не верил, утверждает, что только одно письмо герцога д'Эгийона, адресованное
шевалье, "придает некоторое правдоподобие этой  версии",  не  выдерживающей,
однако, критики с точки  зрения  логики  и  опровергнутой  всеми  остальными
свидетельствами. В этой сказке, не  представляющей  ни  малейшего  интереса,
важно лишь то, что до смерти Людовика  XV  никто  и  не  помышлял  принимать
драгуна за даму. Зато его жестокая ссора с  графом  де  Герши  имеет  прямое
отношение к, Истории. Конфликт между  послом  и  доверенным  дипломатом  был
неизбежен, поскольку один получал приказы от своего министра,  а  у  другого
лежали в кармане письма самого короля, но он не мог их  предъявить.  В  этой
двойной королевской игре Герши видел  только  те  карты,  которые  держал  в
руках. Поэтому он  вскоре  счел  шевалье  человеком,  купленным  Англией,  и
пытался найти тому  подтверждение,  захватив  его  документы.  Собирался  ли
посол, как утверждает шевалье, отравить его с помощью некоего  Трейссака  де
Вержи? Этого я не знаю. Ясно другое, а именно: оба дипломата не могли больше
друг друга  выносить  и  дело  дошло  до  дуэли.  Скандал  получился  весьма
серьезный и имел последствия, поскольку сын г-на де Герши публично поклялся,
что не покинет этого мира, не отомстив за отца. Людовик XV оказался в весьма
затруднительном положении, ему пришлось официально уволить Зона в  отставку,
однако в письме он просил его тайно продолжать свою миссию. Но  тут  Людовик
XV умер, и, как это часто бывает в подобных случаях, тайный агент Зон, всеми
забытый, лишенный связи с  родиной,  разоренный,  потерявший  все  контакты,
превратился в бывшего агента. Но  драгун  в  отставке  располагал  настоящим
сокровищем:  письмами  умершего  короля.  Вскоре  он  решил  это   сокровище
использовать.
     Я полагаю, нам было необходимо  сделать  это  небольшое  отступление  и
вернуться назад, чтобы понять, не  рискуя  ошибиться,  какова  была  природа
отношений между шевалье д'Эоном и Бомарше. "Случайно" ли Бомарше  встретился
с драгуном, как это  обычно  считают?  Не  думаю.  Я  убежден,  что  Верженн
попросил нашего дипломатического курьера принять экстренные меры.  Переписка
между министром иностранных дел и Бомарше показывает, что предстоящая сделка
была как следует подготовлена, поскольку  шевалье  д'Эон  уже  сообщил  свои
условия в письме,  адресованном  Верженну  несколько  месяцев  назад.  Одним
словом,  драгун,  которому  надо  было  кормить  семь  ртов,   требовал   от
государства около 300 000 ливров;  впрочем,  часть  этой  суммы  ему  просто
задолжали - монархия, как я уже говорил, расплачивалась неохотно;  при  этом
подразумевалось, что, как только названная сумма  будет  ему  выплачена,  он
вернет Франции свое сокровище.
     Они встретились в конце апреля или в начале мая, и начались переговоры.
"Мы оба,  -  рассказывал  шевалье,  -  находились  во  власти  естественного
любопытства, присущего редким животным, когда  они  вдруг  сталкиваются".  У
драгуна были все качества, необходимые для того, чтобы понравиться  Бомарше.
Он был блестящ, забавен, циничен и  знал  Лондон,  как  никто.  Его  повсюду
принимали, он пользовался успехом благодаря уму и экстравагантности,  только
что обогатил свою легенду, придумав, будто он женского пола, и кричал о  том
на всех углах. Гюден, последовавший за Бомарше в Лондон, познакомился с  ним
у лорд-мэра:
     "В первый раз я встретился с д 'Эоном у Уилкесов. Удивленный  тем,  что
на груди одного из гостей сверкал крест Святого Людовика, я спросил у дочери
Уилкеса, кто это такой; она назвала его имя. "У него женский голос, - сказал
я. - Видимо, отсюда и возникли все слухи, которые ходят  о  нем".  Больше  я
тогда ничего не знал. Мне также ничего еще не было  известно  об  отношениях
д'Эона с Бомарше. Вскоре я услышал об  этом  от  самого  драгуна.  В  слезах
признался он мне (говорят, это было в духе д'Эона), что он  -  женщина;  она
тут же обнажила свои ноги, испещренные шрамами  -  следы  ран,  которые  она
получила, когда упала с убитого в бою  коня,  и  по  ней,  распростертой  на
земле, умирающей, проскакал целый эскадрон".
     Легко себе представить, что в тогдашних салонах  все  готовы  были  без
устали слушать исповедь старого капитана, который, рыдая, признавался в том,
будто он - барышня, и задирал штанину, чтобы показать свои старые раны. Если
некоторые, как, например, Гюден, верили ему на  слово,  другие  слушали  его
развлечения ради. Однако никто никогда не спросил д'Эона,  например,  почему
хирурги в полевых госпиталях, зашивая его раны,  не  обнаружили,  что  он  -
дама. Ведь стоило кому-нибудь задать подобный  вопрос  и  получить  на  него
ответ, как игра была бы прекращена. В местах, пользующихся не  столь  доброй
славой, как светские салоны, куда захаживал Бомарше, сопровождая  д'Эона,  и
где он вскоре сделался завсегдатаем и  даже  подцепил  некую  болезнь  (сами
догадайтесь, какую), держали пари  по  поводу  пола  драгуна.  Были  сделаны
довольно значительные ставки - на "мистера стерлинга" и "мисс гинею".  Чтобы
выяснить, кто же выиграл, ждать пришлось долго - до 1810 года.
     Не будем вдаваться в подробности  переговоров  насчет  сделки,  которые
были нелегки, поскольку шевалье никак не мог решиться отдать свое сокровище,
не получив полного удовлетворения, то есть выполнения всех своих требований: