подивиться! Приходится признать, что в эпоху  энциклопедистов  семья  играла
подрывную роль. Революция 1789 года родилась не на улице,  но  в  буржуазных
салонах, в долгие послеполуденные  часы.  Не  будем  выносить  окончательных
суждений, глядя на все нашими сегодняшними глазами или исходя  из  внушенных
нам идей. Молодежь, которой  предстоит  совершить  революцию,  пока  еще  не
читает Маркса или  Энгельса  в  квартирах  Санкт-Петербурга,  она  готовится
изменить мир, играя на виоле или открывая для  себя  последнее  произведение
Ричардсона, к примеру, в доме на улице Сен-Дени.
     В "труппе" Каронов было восемь человек. Не считая отца, который был  ее
вдохновителем, и матери, Марии-Луизы, о которой скажем только, что она  умно
исполняла роль статистки, в эту труппу входило шестеро детей - пять  дочерей
и Пьер-Огюстен. Четверо других умерло во младенчестве, дабы соблюсти обычную
для этой эпохи пропорцию. Сестры, пусть и не в равной мере каждая  из  пяти,
сыграли в  жизни  Бомарше  роль  ничуть  не  менее  значительную,  чем"  его
возлюбленные, как законные жены, так и героини мимолетных увлечений. Поэтому
нам  следует  назвать  их,  соблюдая  порядок   старшинства:   Мария-Жозефа,
Мария-Луиза,  Мадлена-Франсуаза,  МарияЖюли  -   по   духу   самая   близкая
Пьеру-Огюстену  -  и  Жанна-Маргарита  -  все   имена   как   нельзя   более
католические; после своего отречения от ереси папаша Карон, если  мне  будет
позволено так выразиться, удвоил пыл. Но в семейном обиходе  все  эти  Марии
именовались куда короче - дама Гильберт, Лизетта, Фаншон, Бекасе и Тонтон.
     Иногда  случается,  что  мальчики,   выросшие   в   женском   окружении
многочисленных сестер, кузин и служанок, созрев, отворачиваются  от  слабого
пола.  С  Пьером-Огюстеном  этого  не  произошло.  Уже  тринадцати  лет   он
записывает с неподражаемой серьезностью: "Мне кажется, что друг  иного  пола
никогда не перестанет наполнять очарованием мою частную жизнь". В тот же год
наш Керубино находит желанного друга, но его "безумная любовь",  посмеиваясь
над "молокососом", бросает Пьера-Огюстена, чтобы  разумно  и  благопристойно
вступить в брак. Пьер-Огюстен в отчаянии сделает даже  попытку  покончить  с
собой. Этот опыт безответной и ранней любви, о  котором  он  вспомнит  перед
смертью, наложит отпечаток на Бомарше и закалит его сердце. Отныне он уже не
потерпит над собой власти женщин. Конечно, он будет сходить по ним с ума, но
его душой им уже никогда не завладеть. Впрочем, как мы только что намекнули,
всего сильней он будет любить свою сестру Жюли. Любовь взаимная, до гроба, и
ее благородство,  чистота,  я  бы  даже  сказал  -  естественность,  глубоко
волнующи. Жюли так и не выйдет замуж, отвергая самых завидных  претендентов,
хотя отнюдь не отказываясь от связей; Пьер-Огюстен даст  ей  свое  имя.  Для
мира она всегда останется девицей де Бомарше. Но я забегаю вперед,  вернемся
к началу.
     С шести до тринадцати лет Пьер-Огюстен обучался французскому, истории и
латыни в коллеже Альфора. Он принял первое причастие, похоже, против  своего
желания, подчинясь отцу, который знал цену соблюдению внешнего декорума. Был
ли Пьер-Огюстен агностиком? Конечно. Но широта взглядов уже тогда  побуждала
его взвешивать все "за" и "против" в этой области, как и во всех  остальных.
И нередко он удирал на целый день с  улицы  Сен-Дени,  чтобы  заниматься  со
старым монахом, у которого хватало ума подслащать  свою  науку  пирожными  и
шоколадом. "Я бегал к нему, - пишет Бомарше, - каждый свободный день".
     В остальные он работал в отцовской мастерской. Господин Карон, отличный
часовщик, известность которого все возрастала, разумеется, полагал, что  сын
продолжит семейную традицию. Сочтя,  что  к  тринадцати  годам  Пьер-Огюстен
достаточно понаторел в латыни и что держать в узде этого  и  впрямь  слишком
прыткого жеребенка будет удобнее, если тот окажется у него под  рукой,  отец
сделал мальчика своим подмастерьем. Несколько лет  Бомарше  учился  измерять
время, тем самым учась точности, терпению и механике. Об  этом  периоде  его
жизни, вне всякого сомнения определяющем, нам  известно  очень  мало,  всего
несколько анекдотов, не свидетельствующих ни об усидчивости, ни об усердии в
работе. Мелкие кражи, шалопайство, случайные связи и, как говорится,  дурное
общество. Не считая страсти к музыке, до того им овладевшей, что отец, желая
отвратить Пьера-Огюстена  от  столь  легкомысленных  занятий,  принял  самые
суровые  меры.  Учитывая  все  эти  похождения,  в  подлинности  которых  не
приходится усомниться, мы склонны заключить, что в юности Бомарше вел весьма
рассеянный образ жизни.  Однако  поразительный  договор,  заключенный  между
отцом и сыном, в то время четырнадцатилетним, напротив, показывает,  сколько
строги были правила, которым он подчинился:
     "1. Вы ничего не изготовите, не продадите, не поручите  изготовить  или
продать, прямо или через посредников,  не  занеся  этого  в  мои  книги,  не
поддадитесь  отныне  соблазну  присвоить  какую-либо,   пусть   даже   самую
ничтожную, вещь из мне принадлежащих, кроме тех, что я вам дам самолично; ни
под каким предлогом и ни для какого друга вы не примете без моего  ведома  в
отделку или для иных работ никаких часов; не  получите  платы  ни  за  какую
работу без моего особого разрешения, не  продадите  даже  старого  ключа  от
часов, не отчитавшись передо мой. Эта статья столь важна, и я так дорожу  ее
неукоснительным исполнением, что предупреждаю - при малейшем ее нарушении, в
каком бы состоянии вы ни были, в каком  бы  часу  это  ни  приключилось,  вы
будете изгнаны из дому без всякой надежды на возвращение, пока я жив.
     2. Летом вы будете вставать в шесть часов, зимой - в семь; работать  до
ужина, не выказывая отвращения к тому, что я вам поручу; под этим я понимаю,
что вы употребите таланты, данные вам  богом,  исключительно  на  то,  чтобы
прославиться в вашем ремесле. Помните, вам стыдно и бесчестно ползти в нашем
деле, и если вы не станете в нем первым, вы недостойны  уважения;  любовь  к