|
самой смерти. Поведение Бомарше, его дела и произведения, как мне кажется,
свидетельствуют о его политической активности и о роли, которую он играл
сначала вместе с Пари-Дюверне, а затем сам, гораздо красноречивее, чем
ребусы "восточного стиля" в его красочной переписке с банкиром:
"Прочти, Крошка, то, что я тебе посылаю, и скажи, как ты к этому
относишься. Ты знаешь, что в деле такого рода я без тебя ничего не могу
решить.
Пишу в нашем восточном стиле из-за пути, коим отправляю тебе это
драгоценное письмо. Скажи свое мнение, да побыстрее, а то жаркое подгорает.
Прощай, любовь моя, целую так же горячо, как люблю. Я не передаю тебе
поклона от Красавицы: то, что она тебе пишет, говорит само за себя".
Эта любопытная записка, приведенная Рене Дальсемом, в сущности, только
подтверждает, что наши герои были вынуждены прибегать к "восточному языку",
иными словами, к шифру, чтобы уберечься от нескромных глаз, точно так же как
сейчас некоторым приходится морочить головы службам телефонного
подслушивания. А нам хорошо известно, что такого рода ребяческие штуки, как
правило, бывают продиктованы политикой.
Компаньонам приходилось прятаться также от графа де Лаблаша - пора уже
вывести его на сцену, - того самого Лаблаша, без которого жизнь и, возможно,
репутация Бомарше сложились бы совсем по-иному. Но не будем спешить,
персонаж заслуживает внимания. Вместе с ним стучится в дверь грозное, но
чарующее Зло. Из всех противников Бомарше Лаблаш, бесспорно, единственный,
кто может с ним сразиться на равных. Странная борьба, темные отношения. Граф
говорил о Бомарше: "Я ненавижу этого человека, как любовник любит свою
возлюбленную". А Бомарше позднее заявил: "Он был главным творцом всех моих
злосчастий". Луи де Ломени не понимает, почему Лагарпа удивляет эта
ненависть, почему он изображает ее как некую странность в жизни Бомарше. Но
на этот раз прав Лагарп. Причуды, сумасбродства графа не поддаются
объяснению разумному. Но рассмотрим все по порядку. Малейшая деталь этой
фантастической ссоры, затянувшейся на десятилетие, не менее важна и весома,
чем основные события.
Пари-Дюверне был бездетен, наследовать ему должны были племянник
Жан-Батист Пари дю Мейзье и внучатая племянница Мишель де Руасси, которая
вышла замуж за Александра-Жозефа Фалькоза, графа де Лаблаша.
Еще в 1765 году банкир составил завещание, которым лишал наследства
Мейзье и оставлял все любимой внучатой племяннице. Это было тем более
несправедливо, что Мейзье, в ту пору полковник, немало помог своему дяде в
организации Военной школы. Человек выдающегося ума, весьма образованный, он
был автором ряда произведений, прославлявших заслуги банкира, а также,
вполне вероятно, бурлескной комедии "Землетрясение в Лиссабоне", сыгранной и
опубликованной под именем Андре, паричника! Но Пари дю Мейзье был и без того
богат, уже не молод, и старик Пари-Дюверне, очевидно, рассудил, что его
огромное состояние нужнее внучатой племяннице, и следовательно, Лаблашу.
Бомарше сообщает также, что дядя и племянник были в ссоре. Причин ее мы не
знаем. Известно только, что Бомарше пытался их помирить.
В начале 1770 года Пари-Дюверне и Бомарше в частном порядке подбили
баланс своим денежным отношениям. В акте, составленном двумя сторонами, были
зафиксированы взаимные обязательства и вклады компаньонов. Бомарше возвращал
банкиру 160 000 ливров и соглашался разорвать контракт на совместную
эксплуатацию Шинонского леса. Дюверне, со своей стороны, признавал, что
Бомарше рассчитался с ним по всем обязательствам, и удостоверял, что сам
остается ему должен 15 000 франков, кои могут быть выплачены по первому
требованию, а также выражал согласие дать Бомарше взаймы на восемь лет 75
000 франков. Этот акт, который не был официально заверен у нотариуса, имел
целью охранить каждого из компаньонов от возможных посягательств со стороны
наследников другого и от бесконечных процессов с этими последними. В
сущности, в виду имелся граф де Лаблаш. Именно он вызывал справедливые
опасения, он и его причуды. Граф, ежедневно встречавшийся с Бомарше у своего
двоюродного деда, при дворе или в свете, никогда не удостаивал с ним
поздороваться. Поэтому Пари-Дюверне не переставал тревожиться, однако
полагал, что акт, собственноручно им подписанный, достаточно ясен и
неоспорим, чтоб обезопасить его "сына" от ненависти внучатого племянника. Он
глубоко ошибался. В жизни люди далеко не так добродетельны, как в первых
пьесах Бомарше.
В это время на сцене "Комеди Франсэз" как раз идет драма "Два друга,
или Лионский купец". Премьера состоялась 13 января 1770 года, ровно через
три года после постановки "Евгении". Успех первой пьесы побудил Бомарше тут
же вернуться к письменному столу, но новое произведение, как и "Евгения",
несколько раз переделывается. Где бы ни находился Бомарше - на улице Конде,
в Пантене или в своем Шинонском лесу, едва выдастся свободный час, он -
пишет, перестраивает, перекраивает. До нас дошли шесть рукописей "Двух
друзей", которые, впрочем, называются, то "Ответное благодеяние", то
"Лондонский купец", то "Поездка генерального откупщика", то "Истинные
друзья" и т. д. На этот раз Бомарше работает над пьесой с бешеным упорством,
стараясь добиться совершенства композиции. Под конец жизни он скажет, что
эта драма "сколочена лучше всех других [его] произведений". Я не далек от
мысли, что Бомарше был прав.
Пересказать "Двух друзей" во всех подробностях невозможно, настолько
запутан сюжет пьесы. Интрига завязывается между пятью основными героями,
сразу в нескольких планах. Перипетии любви, на пути которой встают
|
|