| |
свое, твое прощенье у меня под сердцем..." Это показалось смелым, тем более
смелым, что Евгения сопровождала реплику соответствующим жестом! В указаниях
к этой сцене, найденных на одной из рукописей, предусмотрительный Бомарше
уточнял: "С этим жестом нужно быть поосторожнее".
За несколько месяцев до первого представления во Французском театре -
то есть в "Комеди Франсэз" - Бомарше пришлось еще раз перелопатить текст,
чтобы удовлетворить капризы цензора, некоего Марена, с которым мы вскоре
встретимся снова - XVIII век тесен. Действие пьесы происходило в Бретани, в
замке. Поскольку Марен счел, что подобный скандал во Французском королевстве
случиться не может, Бомарше пришлось перенести действие в Великобританию.
Его интересовали критические суждения о пьесе; и он многократно читал ее в
разных салонах. Если он выяснял по преимуществу мнение герцогов, то потому
лишь, что именно они были его слушателями и именно с ними у него были
наилучшие отношения. Советы, получаемые им, были не так глупы - например,
те, что исходили от герцога де Ниверне, министра, пэра Франции и члена
Французской Академии. После внимательного анализа текста, присланного ему за
неделю до того, что ныне именуется премьерой, Ниверне вручил автору
несколько страниц весьма проницательных замечаний, которые тот немедленно
учел. Однако, несмотря на все эти поправки и переделки, первое представление
"Евгении" провалилось.
В ту пору театр "Комеди Франсэз" еще помещался на улице
Фоссе-Сен-Жермен, напротив "Прокопа". Выстроен он был хуже некуда: три яруса
лож, откуда сцена была видна плохо, и партер, где зрители стояли. К тому же
там совершенно невозможно было добиться тишины. Что касается
актеров-пайщиков, они - то ли по каким-то таинственным причинам, то ли
просто из сквалыжничества - люто ненавидели друг друга и не вылезали из
темных интриг. В этом плане с тех .пор мало что изменилось, но как раз в
1767 году пайщики впервые пригласили актеров на оклад; присутствие новичков,
только и думавших о том, как бы войти в пай и стать равноправными
совладельцами, отнюдь не разрядило атмосферы. В сущности, пайщики были
единодушны лишь в одном: как бы получше ободрать авторов. Но это уже другая
история.
В преддверии 29 января, даты, на которую было назначено первое
представление, Бомарше сорит деньгами и, ясное дело, всюду поспевает - от
колосников до оркестровой ямы. Он занимается всем - залом, декорациями,
светом, режиссурой, рекламой, походя что-то изобретает для
усовершенствования машинерии этого театра, выстроенного сто лет назад. Тем,
кто был знаком с Жаном Кокто и наблюдал его на репетициях, легко себе
представить поведение Бомарше. Про Кокто дураки тоже говорили, что он
хватается за все.
Но Кокто рядом с Бомарше - ленивец. Чтобы сравняться с ним в
разносторонности, Кокто нужно было бы стать еще часовщиком, музыкантом,
банкиром, судьей, дипломатом и - как знать? - лесником. А ведь в 1767 году
Бомарше только начинает.
Состав исполнителей был хороший: в роли Евгении выступала г-жа Долиньи,
соперница г-жи Клерон; человек верный, Бомарше впоследствии доверил ей роль
Розины. Кларендона играл прославленный Превиль, великий соблазнитель на
подмостках и вне сцены, которому было уже сорок шесть лет. Друг автора, он
станет первым Фигаро в "Севильском цирюльнике", а в "Женитьбе" сыграет
Бридуазона.
Как я уже сказал, зрители встретили "Евгению" весьма прохладно. Во
время двух последних действий в зале наблюдалось, что называется,
"движенье". Погоду в Париже делал барон Гримм, несносный барон Гримм,
напудренный, накрашенный, злобный карлик, злобный глупо, как это нередко
случается с хроникерами, слишком долго прозябающими в газете. "Евгению" он
уничтожил. Автору с непререкаемостью, которую дает человеку возможность
вещать с трибуны, вынес безапелляционный приговор: "Этот человек, - написал
Гримм, - никогда ничего не создаст, даже посредственного. Во всей пьесе мне
понравилась только одна реплика: когда Евгения в пятом действии, очнувшись
после долгого обморока, открывает глаза и видит у своих ног Кларендона, она
восклицает, отпрянув: "Мне показалось, я его вижу!" Это сказано так точно и
так отличается от всего остального, что, бьюсь об заклад, придумано не
автором".
Освистанная 29 января, "Евгения" была встречена аплодисментами через
два дня - 31-го. Бомарше никогда нельзя было уложить на обе лопатки надолго
- в промежутке между спектаклями он коренным образом переработал два
последних действия. Впоследствии он проделает то же самое с "Цирюльником", и
не менее успешно. Достопочтенный Фрерон, критик, к которому прислушивается
публика и которого опасаются писатели, отмечает в "Анне литерер":
""Евгения", сыгранная впервые 29 января сего года, была довольно плохо
принята публикой, можно даже сказать, что этот прием выглядел полным
провалом; но затем она с блеском воспряла благодаря сокращениям и поправкам;
она долго занимала публику, и этот успех делает честь нашим актерам".
"Евгения" была представлена семь раз подряд, что в ту эпоху было успехом
незаурядным, а впоследствии выдержала двести представлений - цифра весьма
почтенная для репертуара "Комеди Франсэз". Первая пьеса Бомарше вскоре была
переведена и сыграна в большинстве европейских городов, где встретила прием
еще более горячий, чем в Париже. Изданиям "Евгении", как французским, так и
иностранным, нет числа. Таким образом, было бы ошибочно утверждать, что
"Евгения" не имела настоящего успеха.
|
|
