братской, теткинской, надоедской линии. Это ведь тот  самый  знаменитый  Жан
Вертел, который тыкал раскаленной железякой в задницу прохожим на Пон-неф  в
лютые морозы. Те, кому это было не в охотку, возмещали ему хотя  бы  расходы
на уголь, так что он быстрехонько составил  себе  состояние.  Сын  его  стал
королевским секретарем, смотрителем свиного языка, сударь;  внук  его,  семи
пядей во лбу, он теперича советник-докладчик при  дворе,  это  -  мой  кузен
Лалюре. Жан Вертел, мадемуазель, которого вы, конечно,  знаете,  Жан  Вертел
отец, Жан Вертел мать, Жан Вертел дочери и все прочие, вся семья  Вертела  в
близком родстве с Жопиньонами, от которых вы ведете  свой  род,  потому  что
покойная Манон Жан Вертел, моя двоюродная бабка, вышла  за  Жопиньона,  того
самого, у которого был большой шрам посреди  бороды,  он  подцепил  его  при
атаке  Пизы,  так  что  рот  у  него  был  сикось-накось  и  слегка   портил
физиономию". И т. д.
     Остроумие не слишком тонкое,  спору  нет,  позвольте,  однако,  Бомарше
потешить светское общество за его собственный  счет,  испробовать  оружие  в
предвидении более серьезных атак. От этого Жана Вертела, о котором я еще  не
сказал вам, что он приходится внуком Жану Протыке, чей род восходит  к  Жану
Муке, прямому потомку Жана Безземельного и Жана Бесстыжего,  от  этого  Жана
Вертела,  позволим  себе  каламбур,  уже  попахивает   жареным,   попахивает
крамолой.
     Не все уши были снисходительны. Некий шевалье  де  С.  -  до  потомства
дошла от него лишь начальная буква, - обозленный выходками Бомарше, затеял с
ним ссору и вызвал его на дуэль.  Наконец-то  нашему  герою,  имевшему  лишь
квитанцию на дворянство, представился случай сразиться. Не откладывая дела в
долгий ящик, противники сели на коней и  отправились  под  стены  Медонского
парка. Там Бомарше выпало  печальное  преимущество  пронзить  шпагой  сердце
шевалье. Гюден рассказывает на свой - то есть трагический  -  лад  о  крови,
которая, булькая, вырвалась из груди  поверженного,  о  страданиях  Бомарше,
пытавшегося  заткнуть  рану   своим   носовым   платком,   дабы   остановить
кровотечение, о высоком благородстве жертвы, прошептавшей  умирая:  "Сударь,
знайте, вы пропали, если вас увидят, если узнают, что вы лишили меня жизни".
Бомарше был потрясен поединком и не любил о нем  рассказывать,  хотя  все  и
сложилось для него наилучшим образом. Прискорбное событие не попало на  язык
сплетникам, но победитель предпочел сам предупредить о случившемся принцесс,
а затем и короля, который даровал ему прощенье. Впоследствии Бомарше избегал
дуэлей. Г-ну де Саблиер, искавшему с ним ссоры  несколько  дней  спустя,  он
написал: "Я надеюсь убедить Вас, что не только не ищу повода  подраться,  но
более чем кто-либо стараюсь этого избежать". Бомарше никогда не чванился  ни
своей победой, ни своим умением владеть шпагой.

     С женщинами, а отныне и с благородными барышнями, он был рад  сразиться
на любом турнире. Скучно, да и трудно составлять список его побед. К тому же
от несчастной любви или от любви длительной остается больше следов,  чем  от
легких  увлечений.  Кто  вздумает  писать   даме,   которая   не   оказывает
сопротивления? С какой  стати!  Если  Бомарше  осаждал  письмами  Полину  Ле
Бретон, то потому именно, что она  заставила  его  помучиться.  Полине  было
семнадцать  лет,  и  она  владела  поместьем  в  Сан-Доминго.  Осиротев  еще
ребенком, она с детства жила у родственников, то у  дяди,  то  у  тетки,  и,
будучи особой рассудительной, умело вела свою ладью. Иными словами,  держала
курс на  замужество.  Красивый  кузен  ей  очень  нравился,  но  она  хотела
привязать его к себе прочными узами. Меж тем у Пьера-Огюстена было множество
романов. Позднее, вспоминая об этом периоде, он признается:  "Если  я  в  ту
пору делал женщин несчастными, тому виной они сами - каждая  хотела  счастья
для себя одной, а мне казалось, что в огромном саду, именуемом миром, каждый
цветок имеет право на взгляд любителя". Это фатовство, в котором  он  охотно
признается, заставляет его тянуть с Полиной, претендующей на то, чтобы  быть
единственным  предметом  его  внимания.  За  "нежным,  детским,   деликатным
обликом" прелестной и очаровательной  Полины  скрывается  сильный  характер.
Завязав чувствительную игру, стороны не забывают о  материальных  интересах.
Взвешивается  и  сравнивается  едва  намечающееся,  но  реальное   состояние
претендента и довольно  отдаленное  и  неясное  состояние  девицы.  Впрочем,
поначалу сама Полина обращается к Бомарше с призывом оберечь  ее  имущество;
мадемуазель Ле Бретон получила в наследство большое владение в Капе, которое
оценивается в два миллиона,  однако,  по  доходящим  сведениям,  запущено  и
заложено. Остров Сан-Доминго был в ту пору еще французской колонией, Бомарше
обратился к г-ну  де  Клюни,  губернатору  острова.  Чтобы  подкрепить  свою
просьбу, он добился вмешательства принцесс и двух-трех  министров.  Наконец,
он выслал деньги на восстановление плантаций. Кроме того,  направил  в  Кап,
чтобы судить на месте о  состоянии  поместья  и  защитить  интересы  Полины,
некоего Пишона,  кузена  своей  матери.  Короче,  сделал  все,  что  мог.  Я
останавливаюсь на этом так подробно, поскольку принято считать, что и в этой
истории Бомарше гнался только за прибылью. Скажем, что  он,  самое  большее,
проявил осмотрительность и, прежде чем вложить  свое  состояние  в  Полинины
воздушные замки на Сан-Доминго, взвесил все "за" и "против", не  пренебрегая
мнением Пари-Дюверне.
     При всем при том они действительно любили друг друга, и  любили  долго.
Он вспомнит о ней, о ее характере полуребенка, полуженщины,  создавая  образ
Полины, племянницы Орелли в "Двух друзьях".
     Когда  поднимается  занавес,  на  сцене  за  роялем  или,  точнее,   за
клавесином  молодая  девушка  в   пеньюаре.   Подле   нее   юноша,   который