Вместе с другим адвокатом он  готовит  новый  процесс  против  Лаблаша.
Постыдный приговор, который его разорил и обесчестил, был только что отменен
Большим Советом и дело отослано на  пересмотр  в  парламент  Прованса.  Граф
Лаблаш, зная, насколько его противник занят своей миссией в Англии,  торопил
события, надеясь застать Бомарше  врасплох,  а  может,  даже  выиграть  дело
благодаря  тому,  что  тот  не   явится   в   суд.   Бомарше   предпринимает
многочисленные демарши, чтобы добиться от первого председателя суда, в  Эксе
временного прекращения судопроизводства, и так далее.
     Леопольда Жанто, вдова его отца, окружившая себя законниками,  требует,
чтобы ее ввели  в  права  наследства.  Старик  Карон,  влюбленный  в  нее  и
поглупевший от возраста, составил  совершенно  безумное  завещание,  отписав
своей последней жене помимо всего своего личного имущества  и  вдовьей  доли
еще и долю детей. Но дело в том, что отец Бомарше к тому времени уже не имел
личных средств, а жил на пожизненную ренту и на то вспомоществование, весьма
солидное, которое ему выплачивал  сын.  Леопольда,  рассчитывавшая  получить
состояние, стала  кричать,  что  ее  ограбили,  и  грозила  сыну  процессом.
Негодяйка, опираясь на советы людей сведущих, вела  верную  игру,  поскольку
Бомарше, публично ошельмованный и лишенный  гражданских  прав,  сам  не  мог
обратиться в суд. Встречи, обсуждения, сделка. Бомарше дает мачехе  6  тысяч
франков, и она тут же становится шелковой. Покончив с этим делом,  он  пишет
на папке с документами: "Подлость вдовы отца, прощенная, мною".
     Другая папка: снова Обертены, которые то  и  дело  возникают,  затевают
какие-то тяжбы и вынуждают терять время того,  кто  о  самом  себе  говорил:
"Карон де  Бомарше,  самый  большой  враг  всего,  что  называют  потерянным
временем".   В   Тюильри   идут   репетиции   возобновленного   "Севильского
цирюльника". Каждый вечер он проводит в семейном  кругу,  со  своей  дорогой
сестрой и  Марией-Терезой,  о  тсоторой,  Жюли  писала  тогда:  "Французская
игривость на пьедестале из швейцарской  вальяжности.  А  проще  сказать,  ни
рыба, ни мясо". Несмотря на  свои  бесчисленные  похождения  -  Фигаро  тут,
Фигаро там, - а быть может, как раз и благодаря им  он  с  каждым  днем  все
больше привязывается к этому "швейцарскому пьедесталу". Однако  привычка  не
убила в нем страсти: Евгения, если я умею считать, была зачата в марте.
     Я рассказал лишь половину того, что произошло за этот месяц.

     Апрель, май.
     В начале апреля  Бомарше  снова,  в  двенадцатый  раз,  отправляется  в
Лондон.  Его  ежедневные  отчеты  -   образцовые   документы,   составленные
выдающимся дипломатом. Сведения, которые он посылает Верженну, всегда  имеют
первостепенный  политический   интерес.   Едва   Англии   успевают   принять
какое-нибудь решение, как он уже наслышан о нем,  а  обо  всех  американских
делах он узнает недели за две  до  того  как  слух  о  них  докатывается  до
соответствующих канцелярий европейских стран.  Достаточно  прочитать  письма
Бомарше, чтобы понять все сомнения и опасения Верженна. Для него в господине
де Бомарше было нечто если не от  дьявола,  то,  уж  во  всяком  случае,  от
волшебника и это не переставало тревожить  министра.  Но  Верженн  ошибался.
Никакими сверхъестественными  способностями  Бомарше  не  обладал,  если  не
считать способности работать одержимо, методично и умно. Ведь недаром он был
в юности ремесленником. Верженн поражался ему, как Людовик XV или маркиза де
Помпадур поражались часами молодого Карона. Верженн видел только чудо,  даже
не подозревая о его механизме. Consilio manuque  -  это  не  кабалистическое
заклятие, а девиз рабочего.
     В Лондоне - это единственный его секрет - Бомарше располагал  настоящей
сетью осведомителей. Обычно  дипломаты  собирают  сведения,  получая  их  из
вторых рук, читая газеты или болтая с мелко сошкой из мира политики.  А  это
значит, что они ничего не узнают, поскольку все важные  решения  принимаются
при закрытых дверях, не публично, малым числом лиц, которые по опыту  знают,
что секретность и неожиданность - оружие успеха. Со времен Мадрида у Бомарше
появилась привычка иметь дело непосредственно с людьми, стоя щи ми у кормила
власти. Он стучал только в нужные двери. И ему открывали их. Вот и  вся  его
тайна.
     Чем, если  не  чарами,  объяснить  его  многолетнюю  власть  над  таким
человеком,  как  Рошфор,  ничего  не  предпринимавшим  без  предварительного
обсуждения с Бомарше? Конечно, английский министр считал,  что  в  ответ  на
свою исповедь он тоже получает сведения, и, быть может, полагал,  что  порой
обманывает Бомарше. Я пишу это, желая исчерпать все возможные объяснения, но
сам так не думаю. Как герой романа Роже  Вайяна,  Рошфор  просто  подчинялся
"закону"  Бомарше,  бессознательным  агентом  которого  оказался.   Француз,
объявивши личную войну Англии и игравший сложнейшую политическую роль не мог
ему дать  взамен  ничего,  кроме  афоризмов.  15  апреля,  когда  Георг  III
предложил  Рошфору  пост  вице-короля  Ирландии,  он  пошел  советоваться  с
Бомарше, принимать ли ему это предложение. Так,  слово  за  слово,  разговор
уклонился  в  сторону,  и  министр   сообщил   своему   собеседнику   немало
интересного. Бомарше между  прочим  узнал  то  ли  в  тот  день,  то  ли  на
следующий, -  что  британское  правительство  рекрутировало  тридцать  тысяч
наемников в провинции Гессен для отправки в Америку.  Читатель  может  найти
странным поведение лорда Рошфора, и не без оснований; конечно, сомнений нет,
оно было странным.  Но  был  ли  английский  министр  бесчестен  или  просто
неосторожен, он все равно оставался джентльменом.  И  дипломатический  жокей
должным образом оценивал это уважение к внешней стороне дела: "Я видел,  как
в Англии самые экстравагантные  поступки  свершают  с  таким  рассудительным