| |
блистательное в нашей истории полемическое мастерство? К этим таким разным,
но нераздельно слитым в нем дарованиям следовало бы присовокупить мужество,
но я пока предпочитаю этого не касаться. Впрочем, мне кажется, что
незаурядное мужество Бомарше - мы не раз увидим, как он сражается со
смертью, - результат длинной цепи пройденных им испытаний, преодоленных
несправедливостей, невзгод, принимаемых с редким достоинством, и ударов,
которые он встречал, не покачнувшись. Он выковал себя не в один день. В этом
- решающем - письме задор и воинственность Пьера-Огюстена объясняются его
молодостью. Истинное мужество придет позже вместе с болью и первой сединой.
Когда человек молод, он может устоять в любых обстоятельствах. В 1753
году Бомарше падение не грозило. Его час пробил, оставались считанные
минуты.
Королевская Академия наук встала перед необходимостью разрешить спор
между дерзким подмастерьем и одним из наиболее почтенных своих членов. Для
расследования были назначены два уполномоченных, которые вскоре представили
пространный доклад о предмете тяжбы. После его чтения и обсуждения 16
февраля 1754 года Академия вынесла свой приговор, не подлежащий пересмотру:
"Выслушав доклад гг. Камю и де Монтиньи, уполномоченных расследовать
спор, возникший между господами Кароном и Лепотом в связи со спуском, на
изобретение коего оба они притязают, представленный на суд Академии графом
де Сен-Флорантеном, Академия пришла 15 февраля сего года к заключению, что
истинным создателем нового часового спуска следует считать г-на Карона, г-н
же Лепот лишь скопировал изобретение; что спуск для стенных часов,
представленный в Академию 4 августа прошлого года г-ном Лепотом, -
естественное развитие принципа часового спуска г-на Карона; что сей спуск
наиболее совершенный из всех до сих пор применявшихся в часах, хотя в
то же время и самый трудный для исполнения
Дано в Париже, 4 марта 1754,
Гран-Жан де Фуши,
Непременный секретарь Королевской Академии наук".
Пробный удар, мастерский удар, нанесенный двадцатидвухлетним
Пьером-Огюстеном, - он выиграл свой первый процесс и свою первую битву. И
тем самым посягнул на систему, опрокинув своим делом установленный порядок.
Слегка обесчещенный и, что еще важней, осмеянный, Лепот вынужден был вскоре
уступить свое место и ранг королевского часовщика молодому сопернику.
Первым пожелал иметь часы с анкерным спуском и сделал на них заказ
Людовик XV. Спустя несколько дней Карон-сын явился в Версаль и был принят
королем, которого позабавила смелость молодого человека.
Пьер-Огюстен, отнюдь не страдавший застенчивостью, не только вручил
футляр с часами государю, поблагодарив за похвалу и смущенно залившись
краской; он дал понять, что может сделать часы еще меньше и, главное,
гораздо более плоские. Надо сказать, с тех пор вкус ничуть не изменился:
плоские часы и по сей день в моде. Итак - новый заказ, новый успех. Король
был так доволен, что пригласил Пьера-Огюстена к утреннему туалету и приказал
ему продемонстрировать свои плоские часы присутствующим вельможам, объяснив
им, как они действуют. Честь, редко выпадавшая ремесленнику и тотчас по
достоинству оцененная Пьером-Огюстеном. Не пожелает ли каждый из вельмож
последовать примеру короля и носить в кармашке для часов изделие Карона? Но
им придется стать на очередь, ведь среди заказчиков и г-жа Помпадур, а
королевский часовщик не так глуп, чтобы заставить ее ждать.
Г-жа Помпадур пожелала иметь самые маленькие часы. Пьер-Огюстен принес
ей перстень. Недовольство, потом восхищение - часы, оказывается,
вмонтированы в оправу вместо камня! Людовик XV, которому хочется рассмотреть
как следует этот шедевр, одалживает у "г-на Карона" его лупу и восторженно
восклицает: "У них всего четыре линии в диаметре!" И в самом деле! Потом
тревожится: "Но где же завод? Вы не забыли о заводе?" Отнюдь нет! "Чтобы
завести их на тридцать часов, достаточно повернуть один раз золотую оправу
циферблата".
У Пьера-Огюстена повадки фокусника. Стоит ему вынуть из кармана
что-нибудь новенькое, и все изумленно ахают. Но не надо заблуждаться, эта
магия - плод изнурительных рабочих дней и долгих ночных бдений в отцовской
мастерской. И сколько неудач! Молодому часовщику понадобилось четыре года,
если не больше, чтоб создать анкерный спуск и стать первым в своем ремесле.
Жизнь Бомарше напоминает пресловутый айсберг, значительная часть которого
невидима. Если судить о ней по тому, что бросается в глаза, рискуешь сделать
грубую ошибку. Это изящество, эта легкость уходят корнями в одинокие и
подчас тайные усилия. Идет ли речь об усовершенствовании механизма, об
успехе дипломатической миссии или о написании комедии, Бомарше никогда не
полагается на удачу, не импровизирует, и, если он подчас пытается убедить
нас в противоположном, это игра или кокетство.
И только своим очарованием он не обязан никакой выучке. А не будь этого
очарования, его жизнь, вне сомнения, сложилась бы совсем по-иному. Мало
удивить Версаль своими плоскими часами, надо еще сохранить право на вход
туда, и вскоре даже не с черной лестницы, предназначенной поставщикам. Чтобы
отстоять себя здесь, необходимо обладать множеством талантов и необузданным
честолюбием. А Бомарше хочет не просто нравиться, он честолюбив, ему нужно
быть признанным вопреки случайности происхождения. В такого рода предприятии
личное очарование, разумеется, сокращает путь. Но вступит ли на этот путь
человек, лишенный смелости? Гюден де ла Бренельри, лучший друг и первый
|
|
