лет, говорил с ней с придыханием, широко распахивая большие карие глаза, и 
поддакивал, и во
всем с нею соглашался, и с радостью, смачно целовал ее белую пухлую руку под 
одобрительный
смех Люлюшки.
Сначала Ванванч, верный своей давней приязни к мягкому привычному Вартану, 
никак
не мог приспособиться к новому лицу, но обаяние молодого мужчины было столь 
велико и
внезапно, что нельзя было им пренебречь. «А он кто?» — спросил Ванванч у 
Люлюшки
шепотом. «Он муж, мамин муж, новый мамин муж, — рассмеялась Люлюшка, — мамин 
раб и
слуга... Посмотри на него!..» — «А Вартан?» — «Ээээ, Вартан, — сказала Люлюшка, 
кривясь,
— Вартан тоже был добрый и послушный, но глупый, понимаешь? — И она продолжила
шепотом: — Он привез сюда однажды своего приятеля, бедняжка, на свою голову,
представляешь? И мама в него влюбилась, и он влюбился в маму...» — «А потом??!» 
— «А
потом Вартан заплакал, собрал свои вещи, и Рафик увез его кудаDто на своей 
машине...» Ванванч
вздохнул. Еще одна страница учебника жизни была перелистана...
А впереди вновь замаячил Урал. Мама была сосредоточенна и мрачна. «Ашхен, — 
сказала
Сильвия, — ну, хорошо, — враги, шпионы, троцкисты — но ведь чтоDто в этом
неправдоподобное, а?..» — «Что ты, Сильвия, что ты, — прошелестела Ашхен, — это 
наша
реальная жизнь. Мы должны все это выдержать — иначе нас раздавят...» При этом 
она, как
обычно, смотрела в окно на белое здание консерватории и поморщилась, когда из 
распахнутого
консерваторского окна донеслись громоподобные гаммы меццоDсопрано, а потом, 
когда этот
же голос проревел на всю узкую улицу: «У любви как у пташки крылья...» — стало 
просто
невыносимо.
«ШпионыDшампиньоны...» — засмеялся Николай Иванович и долил сестрам вина в
бокалы. «Николай! — прикрикнула Сильвия капризно. — Ты что, не видишь, что 
творится
кругом?!.» — «А что такое?.. Что, Сильва?..» — «Ты что, ничего не понимаешь?» — 
крикнула
она и кивнула в сторону Ашхен. — «Ну хорошо, успокойся, дорогая, — выдавил он 
испуганно,
— ну, сидим и веселимся...»
Потом он отправился за женой на кухню, и она сказала ему зловещим шепотом: «Ты
разве не понимаешь, что она сумасшедшая? А? Ты забудь, что ты Бозарджанц... 
Навсегда
забудь... Кончилось... Все. Этого уже не будет. Никогда... Помалкивай и получай 
свою зарплату...
Все. Ты понял?» — И вдруг рассмеялась, да так громко, так беспечно, словно 
почувствовала
за спиной тень Ашхен. «Понял», — сказал он облегченно.
Он не любил и боялся многозначительных речей. И тут вошла Ашхен, оглядела их и
спросила: «НуDс, что вы обсуждаете?» Сильвия щелкнула мужа по носу. «Учу этого
легкомысленного юнца, чтобы не забывал о вражеском окружении». Николай Иванович
хохотнул. «Ах, ах, ах», — попыталась пошутить Ашхен. Но шутить она не умела. 
Она смотрела
в окно и не видела глаз Сильвии, наполненных страхом, и она сказала себе самой 
с упрямством
88
школьницы: «Ошибки, конечно, бывают... Люди иногда ошибаются, но партия — 
никогда...»
— «Урра!» — крикнул Николай Иванович. «Николай, — строго проговорила Сильвия, —
какой ты всеDтаки шалопай!..»
Они вернулись к столу, чтобы завершить прощальную трапезу. Николай Иванович 
долил
вина в бокалы. Чокнулись за счастливый отъезд. Сильвия пригубила и поцеловала 
сестру в
щеку. Ашхен думала о последнем письме Шалико и вся была на Урале, ибо 
выяснилось, то есть
возникло подозрение, что Балясин и Тамаркин, кажется, ведут двойную игру!.. 
«Кто они такие?»
— спросила Сильвия, покусывая губы. «Ах, Сильвия, — сказала Ашхен, — лучше не 
говорить
об этом... Это, конечно, недоразумение. Они хорошие специалисты, а уж 
большевики... и все
было хорошо, но у Балясина некоторая склонность к комфорту... такая буржуазная 
склонность,
и он стал главным, и, видимо, немного закружилась голова... я не знаю, как тебе 
объяснить...