поглядим, чего там
да как...»
Тайга располагалась почти за домом, за строящимися домами «кафеи». Ванванч 
забежал
домой, оставил книгу, и они отправились. Ему нравился Афонька все больше и 
больше, ему
нравилось, как он расширяет синие глаза и восклицает, пораженный: «Да ну?!.» 
Они уже вошли
в царство первых пихт и сосен, как к ним присоединились мальчики из его же 
класса. Они
сразу же наломали веток и соорудили себе сабли. Началось... Афонька в серой 
рубахе,
спущенной до самых колен, сжав белые сухие губы, отбивался от стаи пыхтящих и 
ликующих
дикарей или белогвардейцев, или буденновцев.. И тут Ванванч, изнывая от азарта, 
отшвырнул
свою палку и крикнул: «Сейчас такое покажу, что вы все ахнете!..» И кинулся к 
дому. В квартире
было тихо. Бабуся в кухне рубила капусту. Ванванч проскользнул в папину комнату,
 вздохнул и
погрузил руку в заветный ящик. Жмурясь и холодея, извлек из кобуры браунинг и 
покатился
по ступенькам. Не было ни сомнений, ни страха, а только вдохновение и страсть. 
И он бежал и
представлял, как они сейчас побросают свои палки и ахнут перед этим маленьким, 
блестящим,
холодным чудищем. Когда они увидели, разглядели, то действительно выпустили из 
рук
неуклюжее свое снаряжение... Ах, ах, ах!.. Настоящий?.. Ах, ах!.. Ну, и чего 
он?.. Ух ты!.. А это
чего?.. Вот это да!..
Он терпеливо все им объяснял, что нельзя спускать предохранитель, а если так, 
не спуская,
то вот... щелкDщелк... Ух, ты!.. И каждый с благоговением прикоснулся и 
подержал в ладошке,
85
и целился, ликуя, в ствол сосны или в небо, щелк... Ух, ты!.. По врагам 
революции! ЩелкD
щелк... Браунинг исправно старался. Наконец, они насладились им сполна, и он 
вновь очутился
в руке Ванванча. Он прицелился в небо и щелкнул. Он прицелился в ствол сосны и 
щелкнул.
Афонька под сосной собирал какиеDто ранние ягоды и посматривал на Ванванча 
хитрым синим
глазом. Вдруг он выпрямился во весь рост, прислонился спиной к сосне, рванул 
ворот рубахи и
крикнул: «На, бей революцию!..» Ванванч привычно и легко нажал курок. Раздался 
выстрел.
Все подбежали, еще ничего не понимая.
Афонька, разинув рот, медленно двигался на Ванванча. Он шел и стонал, шел и 
стонал.
Он делал это очень натурально, так, что Ванванч тоненько крикнул ему: «Ну, 
хватит, Афонька,
перестань!..» А сам все холодел и холодел.
А Афонька шел к нему и стонал, и глаза его были закрыты. Ванванч почувствовал, 
что
грудь сдавило, и в глазах потемнело, и ноги сильно тряслись. И тут все увидели, 
как изDпод
серой Афонькиной рубашки по серым же штанам расползается темное пятно. Все 
сильнее и
сильнее... сильнее...
Ванванч закричал чтоDто, запричитал и отшвырнул браунинг, и побежал, едва 
переставляя
ноги, скорейDскорей, из этого зловещего сна, из этого зловещего сна...
Бабуся ничего не могла понять. Она пыталась узнать, в чем дело, но он, почти 
оттолкнув
ее, ворвался в комнату и рухнул на постель, упрятав голову под подушку. И 
провалился...
...Он открыл глаза и все вспомнил. У кровати сидел папа. Он сказал тихо, едва 
слышно:
«Я же тебя просил...»
11
Раньше этого не было. А теперь Ванванчу хотелось приставать к взрослым и 
тормошить
их, и спрашивать: «Что?.. Кто?.. Почему?.. За что?» Но он еще не умел 
формулировать свою
тревогу, и отдельные невнятные фразы, долетавшие до него, произнесенные то во 
весь голос, а
чаще увядающим шепотком, не складывались в завершенный рассказ и только сеяли 
непонятное